Возвращение из Трапезунда

– Такой я с детства, – ответил Андрей и продолжал считать.

– Я совсем не шучу, – вздохнул Елисей Евсеевич. Свет фонаря освещал, хоть и тускло, одну щеку и глаз, который загорался при повороте головы адским пламенем. – Я беспокоюсь за вашу судьбу.

– А что натворил мой тезка?

– Он сотрудник полковника Баренца – это вам что-нибудь говорит?

– Я же сказал, что я первый день в Севастополе, – уклонился от ответа Андрей. Ему вдруг стало стыдно признаться в знакомстве с Баренцем.

– Как хотите, – сказал Елисей Евсеевич. Он был на самом деле расстроен. – Но вы такой молодой, и мне не хочется, чтобы случилась трагедия.

Андрей перестал ощущать вонь от параши. Его собеседник был абсолютно серьезен и расположен к нему, он хотел помочь. Андрей вдруг вспомнил вопрос тонкогубого Баренца: знакома ли вам фамилия Беккер? Но при чем тут Беккер?

– Баренц – начальник морской контрразведки, – сказал Елисей Евсеевич. – Ненавистная фигура для матросни. Берестова они тоже знают.

– Знают? Значит, меня с ним не спутают.

– Вы думаете, они знают вас в лицо? – удивился Елисей Евсеевич. – Ни в коем случае! А вы недавно женились?

– Месяц назад, в Батуме.

– Ай-ай, какое несчастье! И вы, наверное, любите свою жену?

– Что за вопрос!

– Мне за вас страшно, вы даже не представляете. – Елисей Евсеевич смахнул мизинцем маленькую слезу, зародившуюся в уголке глаза, – а может быть, Андрею это показалось. – Но мы будем думать, как вам помочь…

Они вернулись к нарам, Оспенский не спал – он подогнул ноги, чтобы им можно было сесть. Андрей чувствовал себя усталым и разбитым. Хотелось вытянуться на нарах – но как прогонишь Оспенского? Андрея охватило раздражение против моряка: нары в камере не были его собственностью. Может быть, это последняя возможность для Андрея вытянуть ноги.

Но Оспенский ни о чем не догадывался. Андрей прислонился спиной к стене, но стена была такая холодная, что стало зябко даже сквозь тужурку.

– Андрей, Андрей! – звал его чужой голос, и Андрею показалось, что он идет по лесу и впереди светит огонек избушки – до нее надо дойти, но впереди столько могучих стволов…

Оспенский толкнул Андрея и этим разбудил.

– Ложитесь, – сказал он, поднимаясь, – а то вы во сне упадете.

Оказывается, Андрей заснул сидя. Не в силах сказать что-нибудь, Андрей покорно улегся на нары и сквозь забытье слышал, а может быть, воображал разговор, что велся рядом.

– А вы одинокий? – Это голос Елисея Евсеевича.

– У меня есть жена и взрослый сын. Они в Петрограде.

– По крайней мере в безопасности.

– Они могут начать охоту и за родными офицеров.

– До этого они не дойдут. Даже царь этого не делал, – возразил Елисей Евсеевич. – А вот я одинок. Как перст. Я любил одну женщину, но она отдала сердце другому. Это буквально трагедия. Так что мне все равно – сидеть в тюрьме, гулять по Нахимовскому бульвару или уехать в Турцию.

– Гулять лучше, – сказал Оспенский.

– А Берестов уже женат, – сказал Елисей Евсеевич укоризненно. – Это же удивительно, в каком возрасте дети стали жениться! Ему еще восемнадцати нет. Ей, наверное, тоже.

– Будет очень грустно, если его пустят в расход, – сказал Оспенский.

«Они думают, что я сплю и ничего не слышу, – подумал Андрей. – Иначе бы они молчали. А ведь я совсем не молод, я только молодо выгляжу…» – и Андрей снова уснул.

* * *

– Ахмет, – сказала Лидочка, – мне нужно с тобой поговорить.

Ахмет сидел на веранде, его молодцы – рядом, они чистили оружие. Оказалось, что пистолеты состоят из многих маленьких частей, о чем Лидочка раньше и не подозревала.

Ахмет был недоволен тем, что она вышла на веранду, – он думал, что Лидочка отдыхает.

– Тебе нужно что-то? – спросил он, поднимаясь и идя к ней навстречу. Лампа горела сзади, и его тень была огромной и зловещей.

– Да, ты прав, – сказала Лидочка. – Ты прости, что мне всегда приходится тебя просить. Я даже не могу выразить словами, как я тебе благодарна. Но за просьбой бывает следующая. Если я смогу что-то сделать для тебя – ты же знаешь, я все сделаю.

– Пока что такой возможности не было, – сказал Ахмет.

– Я даже сердиться на тебя не буду, – сказала Лидочка. – Если тебе хочется обижать меня, унижать, ругать – ты можешь это делать.

– Глупая женщина, – сказал Ахмет. – Говори, а то нам скоро идти.

– Этот портсигар, – сказала Лидочка.

– Ну и что?

– Его надо отдать Андрею.

– Вот вернется, тогда и отдашь. Сама отдашь. Зачем мы будем с собой такую ценную вещь таскать?

– Ахмет, я ведь не дура?

– Ты умная, хоть и дура.

– Хорошо. Ты можешь поверить, что этот портсигар нужен Андрею?

– Очень даже могу поверить. Он из него папиросы достает.

– Ахмет, этот портсигар может спасти ему жизнь.

– Но его жизнь не надо спасать! Это мое дело. Я его сам спасу.

– А вдруг случится, что ты не сможешь? Ты же только человек!

– Я очень хитрый человек. Если они нам не отдадут Андрея, мы всех поставим к стенке.

– Но если не выйдет, передашь?

– Если не выйдет, мы так будем бежать, что некогда отдавать портсигары.

– Ахмет!

– Давай сюда свой портсигар. Только я ничего не обещаю.

– Я знаю.

– А теперь иди внутрь, а то совсем холодно, простудишься.

– Вы когда уходите?