Возвращение из ада

Правда, недавно у нас нашлись такие, которые отважились на побег. Их было трое, в прошлом фронтовики, разведчики. Они долго готовились к побегу. Потихоньку собирали гражданскую одежду, валенки, свитера, заготовили сухари на дорогу. Все это тщательно прятали в шахте. Выждав удобный момент, когда кружила метель так, что за полшага света Божьего не видно было, они подползли к забору, разрыли снег и выбрались. Шли всю ночь, выбились из сил, но не останавливались. Теперь только бы добраться до какого-то поселка, отогреться, передохнуть и двинуть дальше, добраться до Печоры и затеряться там, как-то скрыть следы.

В лагере спохватились только на второй или третий день. Поднялась страшная суматоха. Начальство подняло всех и вся на ноги. Работавших рядом с беглецами зеков заключили в карцер, мучили, терзали, требовали рассказать, почему злоумышленников не выдали, не рассказали, что те готовятся к побегу. Два дня нас держали в бараках под замком. Угрожали, если не найдут, не обнаружат беглецов, что никому из нас не будет пощады, головой ответим…

Начальство отправило на поиски пеших и конных солдат-автоматчиков со сторожевыми собаками. Приказано было догнать и доставить беглых живыми или мертвыми.

Свыше недели продолжалась операция по поимке трех зеков, отважившихся уйти в тундру.

Между тем насмерть измученные, обессиленные, изголодавшиеся беглецы кое-как добрались до Печоры. Думали, что опасность миновала, пронесло, что избавились от всех страданий, затеряются в окрестных селениях, а потом отправятся на Большую землю. Они все еще держались подальше от поселков, железнодорожных полустанков, станций, ночевали в снегах, в лесах и где попало. Но не выдержали. Зашли в избу на околице городка, попросились переночевать. Здесь их и настигли преследователи. Один из беглецов выбил окно и бросился в лес, но сторожевая собака бросилась вслед, схватила клыками за горло. Он погиб. Остальных двух связали, бросили в сани и повезли в лагерь. Один в дороге скончался.

Тело мертвого беглеца сбросили возле ворот лагеря и водили сюда всех зеков, пусть видят, как кончают беглецы. Пусть трепещут.

Возле ворот, у вахты, прибили дощечку с надписью:

«Так будет с каждым, кто посмеет бежать». А еще через день вывесили у ворот большой плакат с надписью: «За побег из лагеря Филиппов И. М. приговорен к смертной казни. Приговор приведен в исполнение».

Недаром утверждают, что это проклятый Богом край. Здесь редко встретишь птиц, зверей. Летом земля покрывается легким слоем мха, поднимаются карликовые деревца, не то хилые березки, просто кустарники, и диву даешься, откуда на этой промерзлой почве взялась такая растительность!

Сверкают тут и там небольшие озерца. Они появляются тогда, когда тают снега. Лето длится удивительно недолго, редко показывается солнце. Зато зима кажется бесконечной, царит вечная мерзлота. Белые ночи быстро сменяются черной полярной ночью.

Суровая природа наводит на людей тоску. Они забывают, что такое улыбка, смех, шутка, острота, утрачивают чувство юмора и от этого становятся еще злее, нетерпимее друг к другу, готовые в любую минуту вступить в драку…

Что за жизнь, когда не можешь радоваться, смеяться, шутить.

Местные жители, старожилы по несчастью или выросшие в снегах, привыкли к неприветливой, суровой природе, строгому быту, а каково острословам — южанам, одесситам, армянам, грузинам, украинцам, евреям, которые минуты без шутки, остроты жить не могут? Ведь и в этом суровом краю всегда найдется повод для смеха. А в нашем строгом режимном лагере юмор облегчает жизнь, но попробуй пошутить, посмеяться в присутствии злобных, надутых надзирателей, начальников — сам рад не будешь. Юмора не понимают.

— Ты кого, гад, высмеиваешь? — рычит начальник. — Наверно, власть высмеиваешь, порядки? Мы с тобой пошутим! С тобой не играем в шуточки-прибауточки. Я спрашиваю, а ты отвечай сурьезно, контра этакая. Понял, нет?

— Да не вас, гражданин начальник, я имел в виду. Честное слово, не вас, — пытаешься вывернуться, а он размахивает кулаком.

— Замолчи! Врешь, собака! Врешь, контра противная! Знаем тебя как облупленного, если смеешься — значит, над нами! Еще раз повторишь свои шуточки-прибауточки, новую статью получишь как пить дать!

Вот и докажи ему, что ты не лошадь, не верблюд!

Нас стараются отучить смеяться, шутить, острить, но это им не очень удается. Мы по-прежнему улыбаемся, смеемся, шутим, правда, осторожно, с оглядкой.