Возвращение Безмолвного. Том II

Кулак дрожал. Он рвался с цепи, как некормленый пёс. Хотел крови. Мяса.

«…только если ты этому позволишь,» — резонировал в её голове скрипучий голос.

— Я прощаю тебя, — губы Авроры едва двигались.

— Я не слышу. Что ты мямлишь?! — разъярилась женщина, чьё лицо начало пузыриться. Трансформироваться.

— Я прощаю тебя! — сглотнула девушка, чувствуя, как тяжёлый груз падает с души. — Ты любила меня всем сердцем. Я знаю это. Показывала эту любовь, эту заботу, как умела. Ты хотела мне добра. Ты гордилась мной. По-своему.

— Ложь! — рассерженной кошкой зашипела мать.

— Я прощаю себя! — громче, решительнее произнесла Аврора. — Я наделала ошибок. Обижала тех, кто был мне дорог. Причиняла им боль. Я виновата! Но я изменилась. Злой маленькой девочки больше нет. Она не властна надо мной!

Аврора толкнула колёса коляски, и те провернулись с неприятным скрипом. Она въехала прямо в фигуру матери… и та растаяла. Обратилась в дым.

Стены комнаты потекли. Мираж. Иллюзия. Впереди возвышалась новая обсидиановая стена. При контакте холод пробежал по коже, и фигура в кресле попала в помещение, облицованное отвратительной бледно-жёлтой плиткой. Она помнила его хорошо.

Морг.

На прозекторском столе, накрытый не слишком чистой белой тряпкой лежал седовласый мужчина лет пятидесяти. Смешные оттопыренные уши. На макушке венчик волос вокруг лысины. Крупный нос. Закрытые, мёртвые глаза. Глаза, в которых обычно таилась смешинка. Словно их обладатель готов был рассмеяться в любой миг.

Аврора знала, что это являлось правдой. Отец не только обладал отличным чувством юмора. Он заряжал любую компанию положительные эмоциями. Мог развернуть полярность внутри любого, даже сильно расстроенного человека. Вытащить его из глубокой хандры. Причём никогда не шутил за чей-то счёт. Никогда не насмехался над кем-то. Всегда по-доброму.

Она не хотела приближаться ни к столу, ни к телу, но что-то влекло её. Ржавые колёса крутились, издавая неприятные звуки.

Девушка вновь рассматривала мёртвое тело, когда-то бывшее человеком, которого она любила больше всего на свете. Который безоговорочно поддерживал её. Принимал её такой, какая она есть. Со всеми недостатками, тиками и неврозами.

Она почти не удивилась, когда он распахнул белёсые слепые глаза.

— Давно не виделись, да, бука? — звук рождался в шершавом высохшем горле.

Так он её называл с самого детства. За нелюдимость, диковатость и вредный характер.

— Да, папа, — кивнула она и вытерла хлюпающий нос.

— Ты же знаешь, что я не виню тебя в своей смерти? — обманчиво мягкий голос обвился вокруг неё. Взял за горло.

— Что? — подавилась Аврора.

— Мы оба знаем, это чудо, что я вообще прожил столько лет бок о бок с тобой. Сколько скандалов. Ссор. Истерик. Криков. Разнимать вас с матерью. Разводить по разным углам. Ох, — вздохнул отец, — это полноценная работа. И я пахала 24 на 7. Немудрёно, что моё сердце не выдержало, да, бука?

Аврора хотела податься назад, но колёса её коляски просто отказывались прокручиваться.

— Ну ничего, теперь это работа для кого-то другого. Вроде этого твоего эльфа. Это неблагодарный труд, знаешь ли. Смотри, чтобы и его сердце не отказало столь быстро. А он знает, что ты не умеешь быть благодарной? — усмехнулся мертвец и подался к ней на локтях. — Что отталкиваешь всех, кто пытается пробиться к тебе сквозь ряды острых колючек? Как Тёма, например? Ты ведь не дала ему шанса проявиться свои лучшие качества, не так ли? Везде видишь врагов. Везде видишь подвох. Так жить невозможно.

Каждое слово оставляло в ней сквозную дыру. С мясом пробивало её тело. Руки не просто дрожали. Ходили ходуном. Дыхание стискивало от боли.

— Жалко, конечно, что я умер один. Совсем один. Я понимаю, твоё соревнование было гораздо важнее, — протянул мертвец. Надеюсь, эта медалька того стоила? Ведь стоила же? Или нет? — его голос свалился в рычащие нотки.

«Я верю в тебя!» — слова Ансельма.

«Я верю в тебя, Аврора!» — слова отца.

Они накладывались друг на друга. Заставили её распрямиться. Встретиться взглядом с говорившим.

— Плохая копия, комок мяса. В тебе нет и одной тысячной того света, что излучал мой отец. Я не верю тебе. Я не виновата, — прошептала она. — Я не виновата в его смерти! — прогремел её голос. — Я не могла быть рядом и за это я прощаю себя! Потому что он бы… простил!

Ладонь Авроры взметнулась и прошла сквозь лежащее тело, обращая его в дым. Как и весь морг.

Снова стена.

Каждое движение колёс высасывало из неё энергию. Она чувствовала себя всё хуже и хуже, но упрямо катилась вперёд.

Вокруг простиралась лощина, спрятанная в бескрайней пустыне, под прикрытием скал. Тускло горел костёр, у которого сидел тёмный эльф. Он ворошило угли палкой и, не отрываясь, смотрел на огонь.

— Привет, зелёная — хмыкнул Гвинден. — Иди сюда. Садись, чего стои… А? Подловил? — ухмыльнулся он, поворачиваясь к ней лицом.

Его голос звучал иначе. Вместо теплоты — холод. Вместо искренней нежности — язвительная колючесть.