Возвращение Арсена Люпена

– Это было бы незаконным, если бы великий герцог противился обыску, а он, наоборот, сам помогал графу, сопровождая его.

– Что же они искали? Мемуары покойного канцлера?

– Нет, гораздо более важное. Тайные документы.

Люпен приник как можно ближе к решетке, его пальцы вцепились в проволочную сетку.

– Тайные документы… очень важные, конечно? – спросил он взволнованно.

– Крайне важные. Опубликование их повлекло бы за собой неизмеримые последствия как во внутренней, так и во внешней политике.

– О-го-го, – проговорил Люпен, дрожа от волнения. – Неужели это возможно? Но какие же есть у тебя доказательства? Где они?

– Самое важное доказательство – это свидетельство жены великого герцога, рассказавшей об этих документах слуге после смерти своего мужа.

– Да… да… – повторял Люпен, – это все равно что свидетельство самого великого герцога.

– Но есть кое-что важнее этого!

– Что?

– Документ! Записка, написанная рукою герцога и за его подписью с перечнем и кратким содержанием этих тайных документов. В двух словах не расскажешь. Документ очень длинный, с разными заметками, примечаниями, иногда совершенно непонятными… Вот два заглавия, относящиеся, вероятнее всего, к двум пачкам документов: «Письма кронпринца к Бисмарку»… числа показывают, что эти письма были написаны в продолжение трех месяцев царствования Фридриха Третьего. Можно очень легко представить себе, что они заключают, если только вспомнить про болезнь Фридриха Третьего и его постоянные ссоры с сыном.

– Да-да, я помню. Другое заглавие?

– «Фотография писем Фридриха Третьего и императрицы Виктории, королевы английской».

– Там есть это?.. Там есть… – проговорил Люпен глухим от волнения голосом.

– Да, теперь послушайте. Ко второму заглавию сделаны герцогом примечания: «Текст договора Англии с Францией»… И довольно неясные заметки: «Эльзас-Лотарингия… Колонии… Ограничение морского флота».

– Там это написано, – бормотал, как в бреду, Люпен. – И тебе неясно? Да неужели же… Около двери послышался шум. Кто-то стучал.

– Нельзя войти – я занят…

Стали стучать в дверь со стороны Штейнвега.

– Подождите немного. Я через пять минут кончу.

И он сказал старику повелительным тоном:

– Не беспокойся и продолжай… Итак, по-твоему, цель путешествия герцога вместе со слугой состояла в том, чтобы спрятать документы в замке Вельденц?

– В этом нет никакого сомнения.

– Положим. Но ведь герцог мог их вынуть оттуда.

– Нет, после поездки в Вельденц он не выезжал из Дрездена до самой своей смерти.

– Ну а те, в чьих интересах было достать документы и уничтожить, не взяли их оттуда?

– Да, они действительно доискались до того, что документы спрятаны в замке Вельденц.

– Откуда ты это знаешь?

– Вполне понятно, что, узнав эту тайну, я первым делом отправился в Вельденц, чтобы на месте в окрестных деревнях навести справки. Там мне рассказали, что уже два раза приезжали какие-то люди и, очевидно с разрешения регента, рылись в развалинах замка.

– И что же?

– И ничего не нашли, потому что с тех пор осмотр развалин замка запрещен.

– Но все-таки туда можно проникнуть?

– Нет, там помещен гарнизон из пятидесяти солдат и часовые стоят на страже замка днем и ночью.

– Солдаты великого герцогства?

– Нет, гвардейцы императора.

В коридоре голоса стали слышней, звали начальника тюремной стражи и стучали в дверь.

– Значит, ты не мог проникнуть в замок?

– Нет.

– Но сам-то ты уверен, что упомянутые документы там?

– Еще бы! Разве я вам не доказал этого самым неоспоримым образом? Вы еще не убеждены в этом?

– Да… да… – проговорил задумчиво Люпен, – они там спрятаны… нет никаких сомнений… именно, именно там.

Снаружи «работали» над замком. Люпен спросил старика Штейнвега:

– От какой болезни умер великий герцог?

– От воспаления легких, продолжавшегося очень недолго, всего несколько дней. Почти все время он был без памяти, и, что ужаснее всего, окружающие видели, как в редкие минуты просветления он шевелил губами, пытаясь что-то произнести, – и не мог. Временами он зна́ком подзывал к себе жену и, беспомощно шевеля губами, старался ей что-то сказать.

– Покороче, пожалуйста! Сказал ли он что-нибудь перед смертью? – спросил Люпен.

– Нет, он так ничего и не сказал. Но в момент, когда ему было лучше, он, собрав всю свою силу, написал несколько слов на листке бумаги, который ему подала жена.

– Что там было написано?

– Бо́льшая часть написанного совершенно неразборчива, а остальное… три цифры, ясно написанные: восемь, один, три…

– Знаю, восемьсот тринадцать, дальше?

– Дальше слово, в котором можно разобрать в середине три буквы и в конце две буквы, так что получалось…

– Апоон… знаю.

Замо́к уже поддавался под усилиями работающих снаружи охранников. Люпен торопливо спросил, боясь быть прерванным:

– Следовательно, слово «Апоон» и восемьсот тринадцать – все, что можно было разобрать из написанного герцогом? Может, это указания, при помощи которых можно найти бумаги?

– Да.

Люпен вцепился обеими руками в замок, стараясь помешать его вынуть.

– Штейнвег, что стало с женой великого герцога?

– Она умерла вскоре после смерти мужа, говорят, с горя.

– А сын?