Загорающие неподвижно лежат на своих одеялах, подставив солнцу животы и спины. Вокруг с совочками и формочками ползают детишки, летают желтые и пестрые бабочки, царит безмятежный покой, и Леопольд не может понять, что так испугало его и заставило чуть ли не бежать из лесу. Он несколько раз оборачивается, внимательно разглядывая местность, чтобы обнаружить прячущегося за деревом преследователя. Разумеется, некрасиво читать чужие письма, но он сделал это лишь для того, чтобы помочь написавшему письмо, надеясь найти там какие-то сведения, которые позволили бы вернуть владельцу украденный портфель, но и это извиняющее обстоятельство не смягчает неприятного чувства: его застигли на месте преступления, очевидно, этим вызван и обуявший его страх. Не в силах отделаться от мысли, что между людьми, сидящими в машине, и портфелем есть какая-то связь, Леопольд садится под сосной, чтобы прочитать письмо. Поблизости никого нет, однако ему кажется, будто чьи-то невидимые глаза следят за каждым его движением. Леопольд приподнимается, недоверчиво озирается по сторонам и только после этого принимается за письмо.
«Уважаемый Директор!
Прежде всего я должен извиниться за то, что, как это может показаться Вам поначалу, беспокою Вас по пустякам, но, думаю, Вы человек понимающий и деликатный, и, надеюсь, не рассердитесь на меня. Разумеется, Ваше время и без того ограничено, возможно, Вы вообще оставите письмо непрочитанным или прикажете ответить на него Вашему секретарю, и все же настоятельно прошу Вас уделить мне немного времени. Конечно, я не вправе о чем-то просить, но у меня просто нет сейчас иной возможности, ибо не кто иной, как Вы, являетесь директором Увеселительного заведения.
Нет, я не смею более утруждать Вас многословным вступлением и поэтому тотчас приступаю к сути: третьего мая в моей квартире с одним человеком случилась беда, возможно, он умер — хотя всей душой надеюсь, что ничего страшного не произошло… В тот прекрасный весенний вечер я сидел у окна и, подложив под локти подушку, разглядывал прохожих — так я обычно провожу вечерами свой досуг. Неожиданно я заметил, что какой-то прохожий машет мне рукой; знакомых у меня мало, так что это явилось неожиданностью, и я с удовольствием помахал ему в ответ. Он улыбнулся, и, хотя расстояние между нами было довольно большим, я ясно увидел, что он улыбнулся, и тогда, не подозревая ничего плохого, я еще раз помахал ему. После чего он прямиком направился к нашему дому, сперва я подумал, что, вероятно, это новый жилец. Велико же было мое удивление, когда я внезапно услышал стук и, открыв дверь, увидел того самого человека, который махал мне. Ничего не объясняя, он попросил разрешения войти. Я был растерян, не знал, что делать, затем протянул руку, чтобы представиться, но незнакомец сразу направился к окну, где я давеча сидел, и выглянул на улицу.
„Вы здесь давно проживаете?“ — спустя какое-то время спросил он, не глядя на меня. Я ответил, что более десяти лет. „Более десяти! — воскликнул он удивленно и обернулся. — И вы еще ни разу не побывали в Увеселительном заведении?“ Я покачал головой. „Но из вашего окна оно видно как на ладони“, — сказал он с возрастающим удивлением. Я объяснил, что даже не слышал о подобном заведении. Тут он, оживленно жестикулируя, принялся рассказывать о нем, пел дифирамбы Вам, говоря о Ваших заслугах в создании Увеселительного заведения, и несколько раз назвал Вас „мой дорогой старый друг“. Внезапно он умолк, с укором взглянул на меня и произнес: „Послушайте, не разыгрывайте меня, я не единожды видел вас там“. Я ответил, что с величайшим интересом выслушал его рассказ, но, по всей видимости, он меня с кем-то путает. Взгляд незнакомца оставался недоверчивым, затем вдруг лицо его застыло, и он, как резиновая игрушка, из которой выпустили воздух, начал медленно оседать на пол.