Возвращение

— Молчи. Теперь точно нужен. — Подхватив её на руки, понёс наверх.

У неё болело всё. Не только ушибленный бок, бедро и ноги. Болело тело, подрагивая, отходя от пережитого напряжения. Волны холода окатывали его, проплывая, возвращаясь вновь и вновь. Она рассматривала вышитые своды полога над ложем и не верила своим ощущениям, всё ещё слыша сильный удар между лопатками. Вскинула руку к голове, вспоминая, как стремительно скользила вниз по лестнице. Обошлось бы без перелома ног и травмы головы? Навряд ли.

— Как ты…

Её рука покоилась в тёплой мужской ладони.

Подняла глаза на любимого с заострёнными застывшими чертами лица, сидящего у её кровати.

— Герард… — пошевелилась, пытаясь встать.

— Лежи, — остановил её. — Тебе нельзя вставать.

Из темноты выступило яркое пятно.

— Фиона…

Губ коснулся край кубка:

— Пейте…

Гортань обожгло.

Герард, склонившись над ней, всматривался в её лицо, будто выискивая на нём что-то:

— Ты меня напугала, — нотки волнения прорвались сквозь маску напускного спокойствия. — Как ты?

— Нормально.

— Так… — раздалось бодрое от двери. — Больной нужен покой. Прошу всех уйти.

Элмо Касимиро, водрузив ящичек на прикроватный столик, с ожиданием поглядывал на Бригахбурга.

Тот, оглянувшись на прислугу, чуть посторонился, давая понять, что сказанное к нему не относится.

— Чрево болит? — Лекарь в упор смотрел на пфальцграфиню.

Прислушалась к себе, поглаживая живот:

— Нет, — осторожно взглянула на любимого.

— Мне сказали, что вы в тяжести.

Метнувшаяся у изножья тень сиятельного, выругавшись, выросла рядом с дуремаром:

— Всевышний! — смесь радости, тревоги. — Господин Касимиро, осмотрите её всю. Сейчас же! Дитя не должно пострадать. — Приблизил перекошенное беспокойством лицо к Птахе. Не сдержался от укора: — С дитём во чреве ты бегаешь по лестницам!

— Я не бегаю, — захлебнулась воздухом. — Меня толкнули. — Поморщилась. — В спину.

— Кто посмел?! — ревело из темноты.

— Выйдите, господин граф! — Элмо бросил в него нетерпеливый взор, оттесняя к двери. — Tempo al tempo (итал. Всему своё время).

Взметнулось пламя свечи, качнулось маятником.

Наташа закрыла глаза. Голоса слились в сплошной гудящий рёв. Снова ощутила удар в спину. Память тела не унималась.

Шум стих, уступая место тишине.

— Госпожа Вэлэри, — Касимиро склонился к её лицу. — Вас, правда, столкнули с лестницы?

Пфальцграфиня кивнула.

— Вы видели кто?

Она отрицательно закачала головой, зашептала:

— Я его облила молоком, что грела Фиона.

— Молоком? — послышался в глубине покоя голос Герарда.

— Вы чудом уцелели, — подытожил лекарь, ощупывая живот больной. — Даже не знаю, как удалось не потерять дитя.

— Срок маленький… — прошептала Наташа, сдаваясь на милость сонного зелья.

Сознание цеплялось за обрывки ускользающих видений.

Открыв глаза, увидела Герарда. Он, осторожно пристроившись на ложе рядом и подперев голову рукой, смотрел на неё.

От него пахло хвойной мыльной массой, свежестью и… любовью. Его пальцы гладили её скулы. Очертив линию подбородка, коснулись губ. Нежным поцелуем прижался ко лбу:

— Любовь моя… — нахмурился, укоризненно прогудев: — Почему не сказала мне, что в тяжести?

Наташа улыбнулась, уставившись в окно:

— Я и сейчас не уверена. Невозможно на таком раннем сроке определить подобное.

— Я уверен. Теперь только покой.

Не стала спорить. Время покажет.

Постанывая, повернулась к нему. Боль в боку и бедре усилилась. Она радовалась, что легко отделалась. Синяки? Здоровенные, распухшие, ноющие… Они заживут. Лёгкая рука Фионы, её отвары, настойки и мази быстро поставят на ноги любого.

— Лучше расскажи мне о Леонор. Расскажи всё с самого начала, — обняла его.

— Нечего рассказывать. Был сговор. Шоленбург увёз Леонор…

— Что? — дёрнулась Наташа, ойкая. — Кто? Шоленбург? Он и есть Педро?

— Кто?

Хмыкнула:

— Ну, воздыхатель её. А мне сказали, что Леонор была против разрыва помолвки.

— Против была её мать, герцогиня фон Макленбург. — Его губы касались её волос. — Затаилась, как только я выказал намерение разорвать помолвку. Сделала вид, что не возражает, а сама имела виды на пфальцграфа.

— Ей нравился Витолд?

Девушка вспомнила мать эльфийки, ничуть не уступающую дочери в красоте.

— Она назначила новую дату свадебного пира.

— Без тебя? — В голосе пфальцграфини прорезались подозрительные нотки.

— Я не стал противиться, зная, что всё равно ему не бывать. Зачем волновать женщину раньше времени? Мало ли что стукнет ей в голову.

Наташа вздохнула, чувствуя горячие мужские руки на своей спине.

— Они уже поженились? — спросила, пристально всматриваясь в глубокую синь его глаз. — Стали мужем и женой?

— Что? Ах, да, сразу и поехали в церковь. Успели вовремя, до смерти пфальцграфини.

— Ретинда умерла…

— Как только Витолд сказал ей обо всём, так её и хватил удар. — Герард приподнял за подбородок лицо любимой, глядя в её сияющие очи цвета камня богини Исиды: — Почему не сказала, что помолвлена с Шоленбургом?

— Так и ты мне не сказал, что собираешься стать похитителем.

— Больше никогда ничего от меня не скрывай.

— Хорошо, — потупилась Наташа.