Подруги ежевечерне собирались в переговорной, заменившей им кабинет, и обсуждали текущие дела. Наступало то время, когда можно было расслабиться, и за чашкой горячего чая с мятой обсудить текущие дела. Иногда к ним присоединялся Эрих, и тогда решение неотложных вопросов затягивалось допоздна.
В один и тот же час, осторожно постучав, к ним входила невысокая худощавая Росвита — ничем не примечательная, тихая и скромная женщина средних лет с печатью вселенской скорби на осунувшемся лице. Аккуратно прикрыв за собой дверь и робко остановившись у входа, она, опустив глаза и теребя покрасневшими пальцами передник, неизменно начинала:
— Значит, так…
Безэмоционально и обстоятельно рассказывала всё, что произошло в таверне за день: кто что сказал, кто что съел, кто куда отлучался, кто кому улыбался и кто что унёс в узелке домой. Закончив, получала от графини очередной медяк и, низко поклонившись, выскальзывала за дверь.
Первое время Наташа негодовала:
— Хельга, признайся, ты специально наняла эту стукачку? Я не ошибаюсь, она посудомойка? Ей же некогда работать! Дай Бог за всеми успеть подсмотреть и подслушать.
— Вэлэри, всё для нашего блага, — спокойно отвечала подруга. — Такой человек просто находка и, согласись, он жизненно необходим в такого рода заведении. Как видишь, мы в курсе всего, что происходит вокруг нас и, если понадобится, вовремя сможем принять меры.
— Не могу с тобой не согласиться, — вздыхала пфальцграфиня, покручивая на блюдце керамическую чашку с остатками остывшего чая. — Но мне неприятно выслушивать такое каждый вечер. Да и не думаю, чтобы работники не знали об этом.
— Разумеется, знают. Поэтому у нас дела обстоят значительно лучше, нежели в других тавернах. Почти не крадут и мало болтают. Я как увидела её, сразу поняла, чем она может быть нам полезна.
— Откуда такие познания? — Наташа устало откинулась на спинку стула, вытягивая под стол гудящие ноги.
— В монастыре, где я приходила в себя — ты помнишь, рассказывала тебе, — была такая послушница. Подобные люди похожи друг на друга. Благодаря вот такой Росвите удалось спасти человеческую жизнь. Одна из вновь прибывших женщин хотела наложить на себя руки. — Хельга перекрестилась.
— Палка о двух концах, — резюмировала пфальцграфиня. — С таким же успехом эта тихоня за медяк продаст и нас с тобой. Думаешь, она за нами не подсматривает?
Графиня пожала плечами:
— А кому нужно о нас знать?
— Надеюсь, что никому. — Девушка устало потянулась, расправляя плечи: — Господи, как я устала… Вижу, что ты подготовилась к разговору с Герардом, — кивнула на лежащие на столе знакомые свитки, пожелтевшие от времени.
Раскрутив первый попавшийся, грустно уставилась на открытое улыбающееся лицо запечатлённого на нём мальчишки. Бруно. Брунс.
— И кольцо принесла, и фамильный знак Стесселей. — Небольшая шкатулка покоилась рядом.
Наташа перебирала другие рисунки:
— Герард сказал, что будет говорить с твоим мужем. Хочет убедиться в его благонадёжности и порядочности.
— Зачем?
— Потому что мальчик должен воспитываться в полной семье и по мере взросления брать пример с главы семьи.
— Но ведь я не собираюсь… — графиня растерянно замолчала.
— Вот и я о том же… Но он прав, Хельга. Посмотри на Гензеля, как он тянется к Руди. Ходит за ним хвостом, копирует жесты и манеру поведения. А это что? — Разворачивала очередной свиток.
— Не знаю. Это что-то твоё. Вашей семьи… Вот, перебирала рисунки и нашла три свитка. Вэлэри, я ведь тогда всё забрала из сундука в твоём покое. По-моему, здесь написано на французском языке.
— Да, припоминаю. — Пфальцграфиня всматривалась в загогулистые вытянутые буковки текста. Слова сливались в сплошную непрерывную пляшущую линию. — Они были на чердаке во втором сундуке, полном подобных свитков. Показывала их Эрмелинде. Она тоже не прочла. Это от Стесселей осталось.
— Это ваше. — Графиня обошла стол, заглядывая в свиток. — Вот, смотри, здесь можно разобрать… Написано «Rossen». А это не рука твоего отца?
Девушка, повернув свиток к горящей свече, изучала подпись:
— Не знаю… Вроде, не похоже… Надо Эриху показать. Он знает французский?
Графиня пожала плечами:
— А когда граф Бригахбург вернётся?
Наташа с раннего утра, с тех пор, как уехал Яробор, чувствовала себя скверно. К тому же Герард снова уехал после обеда и обещал быть через день. Он так и не сказал, куда едет. Делиться своими планами с ней по-прежнему не спешил. Это усугубляло плохое настроение. Гнетущие коварные мысли нахально лезли в голову, падая на душу тяжёлым осадком. В их семье между матерью и отцом царили другие отношения. Они делились своими планами, сообща решали насущные вопросы. Отец был общительным и открытым. Мама во всём поддерживала его и помогала.
— Обещал быть послезавтра. — Молилась, чтобы вернулся живым. В памяти незаживающей раной копошились события, приведшие к гибели части замкового гарнизона Бригахбурга.