Возвращение

Пропитанная потом одежда холодила разгорячённое тело.

В прибрежных кустах громко пели соловьи.

Мутный сырой туман, поднимаясь с реки, рассеивался, оседая на листьях каплями дрожащей росы.

Послышался крик петуха, рёв скотины.

Светало.

* * *

— Яробор скажет, обязательно скажет, и я уйду. Туда, где нет… Чего нет? Измен? Предательства? Грязи? Этого хватает везде.

Наташа, кутаясь в шаль, стояла у окна и смотрела в предрассветное небо. Болели глаза. В висках покалывало. Запустив пальцы в волосы, помассировала голову. Уснуть так и не удалось. Хельга беспокойно вертелась, норовя подоткнуться под бок подруги, словно в поисках защиты. «Она ведь тоже совсем одна, как и я», — подумалось с горечью. Надо держаться вместе, раз больше не на кого положиться.

Таверна просыпалась. С улицы слышался скрип ворот, стук конских копыт, окрики охранников. Поставщики привезли свежие продукты. Удивительно, но после вчерашнего званого обеда готовых блюд почти не осталось. Наоборот, впопыхах делали горячие бутерброды, отваривали яйца, нарезали салаты и мясное ассорти, доносили кувшины с элем и вином. Выручили куриные шашлыки, замаринованные впрок. Зато сегодня будет спокойно. Постояльцев нет и когда появятся — неизвестно. Был один и тот сбежал. Девушка грустно усмехнулась. Она и здесь умудрилась напортачить. Какой чёрт тянул её за язык говорить Герарду гадости?

— Простите, господин граф… Как, вы сказали, ваше имя? — передразнила себя, кривясь от отвращения. Дура! Если Бог не дал ума, остаётся только умничать.

Был шанс спокойно сесть и поговорить, снять камень с души, узнать, как семья, молодая жена, счастлив ли в браке. Порадоваться за него — как нашёптывала Хельга, — пожелать добра и… отпустить. Она отпустит. Обязательно отпустит. Вот поедут с графиней за малышом и так нужный ей разговор, наконец-то, состоится. А сейчас… Наташа обернулась на стол. Кошель с первой выручкой покоился у «Поваренной книги». Стараясь не шуметь, проигнорировав лежащее рядом огниво и воспользовавшись зажигалкой, зажгла свечу. Посчитала золото и серебро, красиво мерцающее в полумраке. Записав результат, решила позже сравнить с приходом и расходом. Запланированные убытки не пугали. Беспокоило другое. Открыть дело легко, а вот не дать ему обанкротиться — уже искусство.

Холодная вода взбодрила. Бесшумно оделась, причесалась и выскользнула в тёмный коридор. Извлечённый из кармана фонарик, слабо мигнув, потух. Похоже, навсегда.

— Китайский, — вздохнула пфальцграфиня, осторожно спускаясь в холл и выходя на крыльцо, вдыхая полной грудью влажный утренний воздух.

Топились печи. Пахло дымом, хлебом, речной водой и свежевыловленной рыбой. Пахло глиняной черепицей и старым, пропитавшимся дорожной пылью камнем.

Корбл, размахивая руками, указывал возницам, куда направлять лошадей для выгрузки продуктов. Увидев пфальцграфиню, подошёл к ней.

— А где наш управляющий? — Наташа осматривала большой двор, по которому сновала прислуга, приводя в порядок бордюрную клумбу с помятыми цветами, подметая двор, убирая следы бурного ночного торжества.

— Видел в конюшне. Пора и нам честь знать, хозяюшка, — открыто улыбнулся, закладывая руки за спину. — Вот Стрекоза проснётся, переговорю с Эрихом, и тронемся в путь.

— Герр Корбл, останьтесь хотя бы до завтра, — посмотрела на него с мольбой. — И Элли будет рада.

— Рада? — нахмурился он. — Да она ночь не спала, только под утро заснула.

Девушка вспомнила её заплаканное лицо:

— А что случилось? Обидел кто? Не может быть!

— Как сказать-то, Умертвие… Вот привязалось!.. — чертыхнулся он. — Собираюсь отказать господину нотару в его намерении обручиться с Элли.

Наташа удивлённо вскинула брови:

— Мне казалось, вы приветствуете эти отношения. — Насторожилась, помня, в каком состоянии был Эрих вечером. Прямо сказать — в свинском состоянии! — Он же её не обидел?

— Пусть бы попробовал, — качнул головой Уц. — Мало того, что повёл себя недостойно по отношению к тебе, так ещё и напился вусмерть. Не подобает молодому человеку, занимающему ответственную и уважаемую должность, так себя показывать. — Горячился, вертя большой головой. Покрасневший кончик длинного носа дёргался в такт его словам. — С такого поведения начинается разруха. Рушатся отношения в семье, рушится стабильность, губится репутация, теряется доверие и всё то, на чём стоит этот мир.

— Может быть, с ним такое случилось впервые. Ну, перебрал, — зачем-то заступилась за нотара. Но решение Гоблина приятно согрело душу. Появился шанс отсрочки раннего замужества Элли и продление очарования её безмятежной юности.

— Умеренность должна быть во всём! — Корбл вскинул вверх указательный палец. — Чем больше степень неумеренности, тем более несчастен человек.