Возвращение

Девушка задумалась. Неумеренность в питании приводит к болезни. Неумеренность в потреблении алкоголя… Тут двух мнений быть не может. Неумеренность в работе — палка о двух концах: трудоголики и ленивые. Ни к чему хорошему ни то, ни другое не приводит. А есть ли неумеренность в любви? Есть. Например, материнская любовь и любовь маньяка. Тут всё сложно. По сути, Уц проповедует законы природы, по которым нужно жить, соблюдая меру во всём.

— Элли сильно расстроилась? — Наташа отогнала ненужные мысли.

— Расстроилась… Да… Но она сама сказала, что такой муж ей не нужен. Вот, за что хвалю её, так это за прозорливость. Молодая, а уже знает, кто ей нужен, а кто нет. — Крякнул досадливо: — Вот, чует моё сердце, непросто будет эту девку замуж определить. Ладно, Вэлэри, как твой постоялец? Накормила, напоила, спать уложила?

— Да где там, герр Уц, — махнула рукой, тяжело вздыхая и опуская глаза, — напугала его вчера до смерти. Даже на ночь не остался. Уехал.

— На ночь, говоришь? — Провожал взором могучую фигуру русича с пустым ящиком. Выйдя из-за угла дома, мужчина направился к складу, откуда нёсся приглушённый стук молотка. — А это не твоего постояльца я сейчас видел в обеденном зале? Фиона, рыжая твоя, потчует его. — Не дождавшись ответа, озабоченно глянув на Наташу, подхватился: — Погоди-ка, Умертвие, пойду, гляну, кто там гремит железом. Как бы чего снова не приключилось.

Пфальцграфиня стояла на крыльце, не решаясь верить Корблу. Герард? Вернулся? Нет, не может быть!

Она заметила его сразу, как только вошла в зал. Он сидел за столом в дальнем углу. Перед ним дымился кубок с чаем, на тарелке лежала свежая выпечка. Увидев её, Бригахбург поднялся. Ждал? На потемневшем осунувшемся лице следы грязи. Ботфорты в комьях налипшей глины. Запыленная одежда в бурых пятнах земли, будто с кем-то подрался. Почему нет? Он может. Каждое его движение — поворот головы, слегка удивлённый взлёт бровей, плотно сжатые губы говорили об упрямой решимости. Чертовски хорош! Красивый и чужой.

Досада колыхнулась в душе Наташи.

Горько и обидно.

Очередной сделанный шаг в его сторону — удар сердца в горле.

Пфальцграфиня, Господь дал тебе ещё один шанс облегчить душу. Не упусти его.

— Доброе утро, Герард, — протянула руку, вымучивая приветливую улыбку.

Её тёплые подрагивающие пальцы в его скованной холодом ладони. Дрожь пробежала по спине его сиятельства. Сухие губы прижались к нежной коже, пахнущей летом, вызвав наплыв мучительных воспоминаний.

— Таша, нам нужно поговорить.

Таша… Только он умеет произнести её имя с особым чувством и придыханием, от чего кружится голова и пронзает желание. Она опустилась на стул, подавляя тяжёлый вздох. Узкое золотое кольцо, ядовитой змеёй обвившее безымянный палец правой руки графа, притягивало взгляд, рождая мёртвую, разрастающуюся, уже привычную пустоту в душе.

— Герард, — закусила до крови дрожащие губы. Тряхнула головой, отбрасывая последние сомнения: — прости меня за вчерашнее, и что тогда оставила тебя связанным. — Не отвела взора от его, неожиданно потеплевших и печальных глаз.

— Если кто-то хочет тебя сильно обидеть, значит ему ещё хуже, чем тебе. — Его тихий голос дрогнул.

Если бы он знал, как прав! Только вот от этого легче не стало. Наташа смотрела на кольцо, сдерживаясь от желания взмыть в небо, взорваться и развеяться по ветру:

— Тебя можно поздравить. — Судорожно выдохнув, поспешно продолжила: — Желаю тебе счастья и…

— Таша, — оборвал на полуслове, — обручение по указу его величества.

— Обручение? По указу? — Девушка потёрла переносицу, перестраиваясь на неожиданный поворот беседы. Значит, кольцо помолвочное и скоро свадьба. Она помнила об участии короля в устройстве судеб осиротевших и овдовевших аристократок. Так и до неё скоро очередь докатится. Кого монарх выберет ей в мужья? И уж точно не станет интересоваться её мнением.

— Приказы короля не обсуждаются. — Прозвучало, как приговор.

— Я знаю. — Сидеть так близко от него, смотреть на него… Знать, что приказы короля не обсуждаются. Слишком больно. — Ты хотел поговорить. — Напомнила, мысленно подгоняя его.

Его сиятельство выпрямился, вздёргивая подбородок:

— Таша… Пока ты находишься в неведении, я так и останусь для тебя изменником и подлецом. Для меня важно, чтобы ты знала правду. — Замолчал, заметив, как она напряглась и настороженность, появившееся в её глазах, выдала волнение. — В ту ночь меня не было в таверне. Я уступил камору молодожёнам, а когда утром вернулся, чтобы остаться с тобой, то Шамси… Они меня обезоружили.

— Что?.. — На столе качнулся кубок с парящим чаем, эчпочмак терял чёткие очертания.