Возвращение

Я пробормотала «до свидания», и хендлер вывез меня из комнаты. Мы поехали по коридору. Я окончательно пала духом. Даллас теряла рассудок, прежняя личность Лейси стерта; осталась только я, но, по иронии судьбы, я привязана к креслу. Я не могу ждать, пока меня явятся спасать Джеймс или Релм. Надо оглядеться в этом корпусе и разобраться, как отсюда выбраться. Я знаю, чего Программа от меня хочет: безмятежного спокойствия. Придется вспомнить актерские навыки.

– А можно попросить, чтобы вы мне устроили экскурсию? – сама любезность, я повернулась к хендлеру. На его губах мелькнула улыбка, и он коротко взглянул на меня. Глаза у него орехового цвета – не незабываемо голубые, как у Джеймса, но, кажется, добрые. Он явно более человечен, чем остальные, – за исключением Кевина.

– Сейчас поздновато для экскурсий, – сказал он негромко. – Может, завтра.

Я выпрямилась, разочарованная, но не обескураженная. Я запрещу себе грустить, спрячу эмоции. Я говорила Даллас правду – я нас спасу.

У меня нет иного выхода.

Когда я открыла глаза, в палате кто-то напевал. Утреннее солнце просачивалось вокруг наглухо задернутых штор. Я заморгала и повернула голову. Медсестра Келл сидела на стуле около кровати и, представьте, вязала. Некоторое время я оторопело смотрела на нее, прежде чем обрела голос:

– Что вы делаете?

Она не подняла взгляда, но перестала напевать. Металлические спицы позвякивали.

– Позволила тебе выспаться. Вчера ты выглядела очень усталой.

Я стиснула зубы, вспомнив обещание, данное себе вчера вечером: надо подыгрывать.

– Да-да, – согласилась я. – Возможно, это от лекарства, которое вы мне ввели.

Она отложила вязание.

– Наверное. Но сегодня нам инъекция не понадобится – доктор Беккет хочет тебя видеть.

– О’кей. А есть шанс, что меня перестанут привязывать? Ремни стирают кожу до крови.

Лицо Келл дрогнуло.

– Бедняжка, – сказала она, осматривая мои руки. – Я посмотрю, как твои дела, и решу, что можно сделать. Все будет зависеть от тебя.

Трудно было не вставить шпильку: если бы от меня что-нибудь зависело, ноги моей не было бы в этом жутком заведении. Я готова была плюнуть Келл в лицо за ее жестокость, но я лишь опустила голову.

– Я постараюсь, – покорно произнесла я, хотя внутри все кипело. – Келл, а почему вы здесь работаете? Вам-то какая выгода?

Она искренне удивилась моему вопросу, даже отложила вязание.

– Я спасаю жизни. Даже твою однажды спасла.

Неужели она действительно так считает? И было видно – да. В облике круглолицей, с рыжими кудряшками Келл не было ничего зловещего; скорее, она походила на чью-то любящую бабушку.

– Вы же знаете, что тут с нами делают, – не выдержала я. – Нас насильно изменяют, губят нашу жизнь!

Маленькие зеленые глазки Келл стали жалостливыми.

– Я знаю, что ты так думаешь, милая, но ты ошибаешься. Я уже тридцать лет работаю медсестрой, и такой эпидемии никогда не было. По-моему, ты не осознаешь…

– Я это испытала на собственной шкуре, – перебила я.

– Да, ты была больна и выздоровела, поэтому не можешь оценивать происходящее объективно. У инфицированных же искажение восприятия. Мне доводилось вытаскивать нож для масла из горла пятнадцатилетнего подростка – после этого случая в кафетериях Программы только ложки. Я забиралась на стул, чтобы перерезать простыню, на которой повесилась тринадцатилетняя больная, ногтями процарапав кровавые спирали с внутренней стороны предплечий. – С порозовевшими щеками Келл подалась ко мне: – В прошлом году я похоронила двоих внуков, Слоун, поэтому не воображай, что я плохо знаю, что такое эта эпидемия. Знаю, и гораздо лучше тебя. Я просто человек, готовый делать все, что могу, лишь бы ее остановить.

Я онемела: Келл все же оказалась человеком.

– А почему вы в этом стационаре? – спросила я наконец. – Почему попросили о переводе сюда, чтобы присматривать за мной?

Она улыбнулась и заправила мне выбившуюся прядку.

– Потому что я видела тебя после первой госпитализации. В твоих глазах была мертвенная чернота… Я не сдамся, пока ты не выздоровеешь. – Было видно, что Келл считает свой поступок благородным и ждет от меня благодарности. Если бы не мои утраченные воспоминания, я бы, может, и углядела ее благие побуждения.

Крикнув про себя: «Спасибо, что сломали мне жизнь!», я буркнула, стараясь, чтобы не дрогнул голос:

– Спасибо, что спасли.

После беседы по душам медсестра Келл помогла мне надеть новую желтую пижаму и пушистые тапки-носки. Хендлер пришел вчерашний, и тревога меня немного отпустила, хотя я не знаю почему. Он вполне мог оказаться таким же негодяем, как другие.

– Аса, – бросила ему Келл, когда он ввез кресло в палату. – Отвези Слоун к доктору Беккету, он ее ждет.

Хендлер не ответил, но взял меня за руку и помог сесть в кресло. Неожиданный добрый жест застал меня врасплох.

– Скоро все наладится, – сказала Келл, нетуго пристегивая мои запястья. Она отступила, и Аса вывез меня из палаты, прежде чем я успела ответить.