«Прекратили бы вы ругаться», – подумал Мюнстер. Ему совершенно не хотелось стирать часть записи на кассете.
– Возможно, – сказала Морено после короткой паузы. – Но тогда это очень смутное ощущение. Как будто у каждого по скелету в шкафу, образно говоря, конечно, и все как бы боятся друг друга. Это тоже часть синдрома, так? Нет, я не уверена.
Мюнстер вздохнул:
– Должно быть, вы на них слегка надавили?
– Естественно, – ответил де Брис. – Мясник очень скользкий тип, например. У него в деревне не меньше двух любовниц. По крайней мере, так было в прошлом. Кажется, он пару раз встречался с Беатрис Холден до того, как она запала на Верхавена, но это не точно. Она была красива. И не так чтобы недоступна.
– У них были бурные отношения с Верхавеном, если я правильно понял? – спросил Рейнхарт.
– Да, можно и так сказать, – ответила Морено. – В их отношениях было что-то от дружбы кошки с собакой. Время от времени они ссорились. Как раз за неделю до убийства она среди ночи постучала в дверь к соседям и попросила защиты. Явно после хорошей взбучки… Она пришла голой, просто завернувшись в одеяло.
– Они ее пустили?
– Конечно. Уложили спать на диван. Она была пьяна и утверждала, что утром заявит на Верхавена в полицию. За побои и все остальное.
– А утром она, как ни в чем не бывало, завернулась в одеяло и вернулась к нему, – закончил де Брис.
– Тьфу, черт, – сказал Рейнхарт. – Вот она, болезненная бледность лишних раздумий.
– Непостоянство имя тебе, женщина. – Морено слегка улыбнулась.
– Хм… – задумался Мюнстер. – Есть еще что-нибудь ценное?
– Множество рассказов о его детстве и школьных годах. Школьный сторож до сих пор жив. Ему почти девяносто, но он в удивительно здравом уме и не против поговорить. Верхавен всегда был белой вороной, по всем свидетельствам. Одинокий. Необщительный. Но сильный духом. Товарищи его уважали… Это многие подтверждают.
Мюнстер кивнул.
– Есть такие, кто считал его невиновным, – сказал де Брис. – Но встать посреди магазина и сказать, что Верхавен невиновен, это примерно то же самое что приехать в Тегеран и во всеуслышание заявить, что аятолла наделал в штаны.
– У аятоллы нет штанов, – поведал Юнг, – у них такие черные балахоны, как они там называются…
– Да-да, – подтвердил Мюнстер.
– Невиновность Верхавена означает, что придется искать кого-то другого.
– Что? – не понял Роот.
– Искать в деревне другого убийцу. Чертовски очевидно, что жители это осознают. Или подозревают. Чем меньше деревня, тем быстрее эти подозрения появляются.
– Точно, – согласилась Морено.
– Ну что ж, – сказал Мюнстер, выключая магнитофон, когда остальные вышли из комнаты. – Что ты думаешь?
– Ничего, – вздохнул Роот. – Или, скорее, все что угодно. Я бы много отдал за пару хороших советов по этому делу. На чем нам, черт возьми, сосредоточиться?
– Не знаю. Я чувствую, что Хиллер хочет забрать у нас людей. Останемся с тобой вдвоем… Ну и конечно, руководитель следствия. – Он кивнул в сторону магнитофона.
– Если мы не найдем что-то свежее, – заметил Роот.
– Скорее, если газеты не поднимут бучу. Они в любом случае напишут обо всем завтра. Может, это и хорошо. Нам нужна помощь.
– А ты-то что думаешь на самом деле? – поинтересовался Роот перед тем, как они разошлись к своим машинам на парковке. – Ты и правда полагаешь, что где-то в этой дыре разгуливает трижды убийца? Мне это напоминает ужасно плохое кино.
– И оно не станет лучше, если жители к тому же знают, кто убийца, – сказал Мюнстер. – Да, я бы такое сразу выключил.
Роот задумался.
– Может, мы и сами сейчас сидим в кино. Иногда бывает очень трудно выбраться, если сидишь в середине ряда.
– Это точно, – согласился Мюнстер.
Они немного постояли молча.
– Может, выпьем пива? – предложил Роот.
Мюнстер посмотрел на часы:
– Не успею. Мне нужно к нашему больному. После восьми к нему не пускают.
– Жалко, – сказал Роот и пожал плечами. – Передавай ему привет. Иногда мне кажется, что он бы здесь пригодился.
– Согласен, – признался Мюнстер.
«Почему я наврал? – думал Мюнстер по дороге в пригород. – Почему я не мог просто сказать, что тороплюсь домой к Сини и детям? Зачем я приплел комиссара?»
Они договорились, что Ван Вейтерен получит свои кассеты завтра после завтрака. И если теперь он не хотел обидеть Роота отказом, то почему встреча со старым прооперированным копом показалась ему более уважительной причиной, чем желание быть с женой и детьми?
Хороший вопрос.
Он решил подумать о чем-нибудь другом.
Ван Вейтерен свернул «Алгемейне» и бросил на пол. Поставил кассету, надел наушники и откинулся на подушки.
Концерт для виолончели Эльгара. Солнце и теплый ветер в лицо. Не так уж и плохо.
Вряд ли кому-то из пациентов удавалось вот так нежиться на балконе, это он понял.
Но с другой стороны, это далеко не единственное правило, которое он нарушил за те пять дней, что пролежал здесь. Вообще устав больницы во многом оставлял желать лучшего, хотя понемногу персонал уже начинал понимать что к чему. Каждый раз по одному пункту.
– Но не более получаса, – предупредила сестра Теровиан и почему-то показала ему четыре пальца руки.