Глаза у Келли внезапно расширились, в них впервые промелькнул неподдельный страх. Впрочем, он исчез, стоило ей резко мотнуть головой.
– Мне жаль вашего дедушку, честное слово! – воскликнула Келли. – Мне нравилось ему помогать. Но я понятия не имею, зачем ему понадобилась Южная Каролина, так что оставьте меня, пожалуйста, в покое!
Девушка вздернула подбородок, развернулась на каблуках и зашагала обратно к магазину. Не останавливаясь, она швырнула пакет с остатками еды в мусорное ведро.
Я глядел ей вслед, недоумевая, чем же так ее расстроил.
Вернувшись домой, я подытожил все, что узнал за день.
Стоило ли верить Джиму? А Джеррольду? Дедушка и впрямь очутился в Исли из-за женщины по имени Хелен?
А что я вынес из разговора с Келли? Отчего она так встревожилась? Я не знал. И все же не мог отделаться от чувства, что она сказала – или подсказала – нечто важное. Ответ на один из многочисленных вопросов? Чем крепче я задумывался, тем туманнее становилась картинка, словно я хватал пальцами струйку дыма.
Глава 9
В среду, предвкушая вероятное свидание с Натали, я решил поплавать на дедушкиной лодке, чтобы посмотреть на аллигаторов и орланов, о которых услышал от рыбаков.
Еще раз осмотрев суденышко, я отвязал тросы и запустил мотор. К счастью, других лодок вблизи не было, и я спокойно приноровился к управлению. Мне совсем не хотелось стать участником водных гонок или случайно зацепить берег, поэтому я плавно снизил обороты и, повернув штурвал, отплыл от причала. Как ни странно, лодка показалась мне гораздо маневренней, чем прежде: похоже, дедушка изрядно над ней поколдовал. Вскоре я уже бодро рассекал реку, словно заправский выпускник Военно-морской академии – кем, в общем-то, и являлся.
В детстве я обожал кататься с дедушкой на лодке, но, в отличие от многих, предпочитал не полноводные Трент и Ньюс, а речку поменьше – Брайсес-Крик. Ее русло, змеившееся по территории заповедника Кроатан, должно быть, не изменилось с тех пор, как в начале XVIII века на этих землях высадились первые колонисты. Мы с дедушкой словно путешествовали в прошлое: стоило заглушить мотор, и вокруг царил птичий щебет, а у поверхности тут и там мелькали рыбешки, оставляя круги на темной, безмолвной глади.
Я потихоньку освоился с управлением, удерживая лодку ближе к середине реки. Для столь диковинной посудины плыла она на удивление ровно. Дедушка придумал такую конструкцию, потому что его жена Роуз боялась глубины. Страдая от приступов эпилепсии, которые с возрастом участились, бабушка так и не научилась плавать. Поэтому дедушка соорудил судно, неспособное опрокинуться или затонуть, снабдив его поручнями, чтобы жена не упала в воду. Впрочем, Роуз не всякий раз соглашалась подняться на борт, и дедушка частенько плавал один – по крайней мере, пока не подросла моя мать. А когда начал приезжать я, мы с ним почти каждый полдень проводили на лодке.
Река явно настраивала дедушку на задумчивый лад. Порой он рассказывал о своем детстве, которое выдалось гораздо интереснее, чем у меня; порой говорил о пчелах, о работе на лесопилке или о том, как воспитывал мою маму. Впрочем, почти всегда его мысли возвращались к Роуз, укутывая его в привычное одеяло меланхолии. Со временем истории стали повторяться, и наконец я уже мог пересказать их наизусть. Однако я слушал молча и никогда не перебивал, наблюдая, как дед парит в воспоминаниях.
По правде сказать, история его любви казалась мне волшебной; она уходила корнями в то время, о котором я знал лишь из черно-белых фильмов: чудесный мир грунтовых дорог, самодельных бамбуковых удочек и добрых соседей, что укрывались от жары под козырьками веранд, с улыбкой приветствуя прохожих. Вернувшись с войны, дедушка впервые увидел Роуз: болтая с друзьями, она пила содовую у аптекарской лавки. Незнакомка так ему приглянулась, что он поклялся приятелям когда-нибудь на ней жениться. Затем последовала череда случайных встреч: у Епископальной церкви Христа, куда девушка ходила с матерью, в «Пигли-Вигли»[39]. Роуз тоже обратила внимание на моего дедушку. Позднее тем же летом на окружной ярмарке открыли танцплощадку, и моя бабушка пришла туда с друзьями. Дедушка никак не решался к ней подойти, а когда наконец пригласил ее на танец, Роуз призналась, что весь вечер этого ждала.
Не прошло и полугода, как они поженились. Медовый месяц провели в Чарльстоне, а затем вернулись в Нью-Берн, где и свили семейное гнездышко. Дедушка построил дом; и он, и жена хотели завести кучу ребятишек. Увы – вероятно, из-за слабого здоровья – у Роуз случилось несколько выкидышей, целых пять за восемь лет. Когда супруги уже оставили надежду, Роуз снова забеременела и родила девочку – мою маму. Ребенка сочли даром свыше; дедушка вспоминал, что тогда жена казалась ему особенно прекрасной: играла ли она с дочкой в классики, читала или же просто стояла на веранде, вытряхивая пыльные коврики.