Возвращение

Она выдала себя, перескочив с одной мысли на другую, не закончив первую. Это с ней происходило редко – она явно обеспокоена за меня и еще больше тем, что не замечала этого во мне раньше.

– У меня есть незаконченные зарисовки, покажу позже. Как только закончу.

– В первых строчках твоего первого рассказа ты описываешь женщину, измученную болью и пытками. Я хочу понять, почему.

– Ты сказала, что я должен выговаривать страхи и не держать в себе, а Шарль де Костер показал мне, что лечиться от страха надо смехом.

– Ты находишь, что-то веселое или смешное в этом рассказе?

– Да. Надеюсь, и ты найдешь, когда я закончу.

Она кивнула, и я продолжил:

«На следующий день он опять наслаждался ее стонами. Еще больше от того, как ее груди увеличивались, и красные утопшие в слезах глаза раскрывались шире и шире. Слезы вырастали из капель в ручьи. Удовлетворенный увиденным, он возвращался в свою обитель. С трудом ступал по высоким ступеням. Как он раньше не замечал их размеры? Потом укладывался в кровать, которая загадочно вытянулась вверх и раздалась в стороны».

– Может, это и не смешно, но определенно справедливо, – соглашается со мной мама.

– По-моему это и смешно, и весело. Вообрази, он становится меньше, а все вещи вокруг – нет. Одежда висит как на пугале, он не может дотянуться до ручки двери. Стул неподъемный, как гора. В завершение он утонет в тарелке супа.

– Наверное, ты прав, немного воображения, и это действительно становится смешно. Ты будешь продолжать? – спрашивает она.

– Буду, но хочу оставить читателю возможность домыслить и довообразить. Мне кажется, если сделать читателя соавтором, то это повысит ценность рассказа.

– Согласна. Это то, что отличает великих писателей. А название есть у рассказа?

– Даже два. Еще не решил, какое выбрать. Первое «Великий Инквизитор», второе – «Маленький Инквизитор».

– Не уверена, что тебе нужно выбирать, – предлагает она великолепное решение.

– Здорово. Как я сам не подумал? «Великий Маленький Инквизитор». Замечательно.

– Ты хотел рассказать о страхах, – как бы между прочим заметила она.

Все же она уловила. Актер я никудышний.

Я не хотел рассказывать. Мне было тринадцать. Я вступил в возраст, когда должен сам находить равновесие, без ее помощи.

Не получив ответа, она продолжила:

– Обещаю рассказать тебе о своих страхах. Я раньше это не делала – ты был не подготовлен. Сейчас ты уже в состоянии помочь мне, если научился управляться с собственными страхами. Делиться тем, что внутри тебя, с человеком рядом – лучший способ сближения.

– Даже если при этом демонстрируешь слабость?

– Представь себе. Знаю, звучит неправдоподобно, но когда делишься своими слабостями, ты демонстрируешь силу. Слабые вынуждены демонстрировать силу, потому что знают, никто не заметит ее, если они не выставят ее на обозрение, – поясняет она.

– Кажется, понимаю.

– То, что ты написал в рассказе, абсолютно приемлемо. Ты нигде не переступил границы дозволенного. Я признаю тебя взрослеющим. Только чуть удивлена. Не вижу тебя его автором. Всегда думала, твой первый рассказ будет другим.

– Готовься к тому, что я буду удивлять тебя иной раз. Ты же не устаешь поражать всех вокруг своей непредсказуемостью.

– Я могу сказать тебе, почему для меня это так важно, но должна быть уверена, что ты поверишь в это и доверишься мне, – загадочно говорит она.

– Я доверяю тебе. И всегда буду доверять. Можешь говорить, не сомневайся.

– Придет момент, и от нас с тобой будет многое зависеть, поэтому я должна знать тебя и еще важнее – ты должен знать меня.

– Не понимаю, что это значит, – рассуждаю я, – но не буду донимать вопросами. Мне кажется, тебе самой тут не все понятно. Полагаю, в жизни произойдет важное событие и даже не одно. Точно так же, как и в жизни любого другого человека.

Она задумчиво молчит, вероятно, начиная понимать – наступают времена, когда ей понадобится нечто более обстоятельное, чем поражать меня способностями читать чужие мысли и предсказывать будущее.

– Вероятно, ты прав. Мне привиделась искра особого доверия между нами. Я как обыденная простушка решила, что это будет продолжаться бесконечно, но всему рано или поздно приходит конец, а может, я допустила какую-то оплошность. Мне хотелось продолжать наши откровения. После я готовилась поделиться с тобой одной историей, которую ни один человек на свете не знает.

Она спустила ноги с софы и начала медленно отодвигаться от нашей «искры особого доверия». Часы в квартире ожили, затикали, торопливо забегали, пытаясь нагнать упущенное.

– Ты уже никогда не поделишься со мной этой историей в ответ на то, что я не стал делиться страхами? – спрашиваю я.

– Конечно, поделюсь. Можешь не волноваться. Но для этого нужно особое состояние. Я рассказала тебе много историй и буду рассказывать еще. Это единственная, которую нельзя рассказать. Она должна случиться с нами. Когда услышишь ее, то поймешь, что это значит.

Она улыбнулась мягко и отчужденно, разговор окончен. Это были не торги и все, что она говорила, исходило не из разума.

– Подожди, – остановил я ее, – не уходи. Я не закончил.