Возвращение

Визги, крики, объятия, подбрасывание в воздух и снова визги. Нет, смотреть на них было одно удовольствие! Два человека, которых я любила больше всех на свете, вцепились друг в друга, обнимались и хохотали. Я тоже засмеялась и сразу перенеслась в Калифорнию, с ее ярким солнцем, пляжами и любовью.

– Дядя Криц, я покажу тебе мою комнату! А ты, мама, не входи.

– Ладно, я пошла готовить завтрак.

Они ушли, взявшись за руки. По дороге Саманта рассказывала ему о школе, а Крис спрашивал, как она себя вела и следовала ли его совету добавлять в кукурузные хлопья мед.

Бедная Сэм, она нуждалась в Крисе не меньше, чем я. Он был ей настоящим отцом, а время, проведенное в Калифорнии, больше всего походило на нормальную семейную жизнь…

– Завтрак готов! Вылезайте!

– Сейчас… – глухо донеслось из холла. А затем появился Крис, запряженный в скакалку, и Саманта, вопившая: «Н-но, лошадка!»

– Лошадки не завтракают за столом, мистер Мэтьюз.

– Это было давно. За последние два месяца многое изменилось. – Тут мы рассмеялись и принялись уплетать яйца, вафли, тосты и бекон. Мы ели, болтали, подтрунивали друг над другом, и только тут я поняла, как ужасно истосковалась по Крису. Все, что мне приходило в голову раньше, нужно было помножить на двадцать.

Когда завтрак закончился, Саманта заупрямилась. Она ни за что не хотела идти гулять и, казалось, вот-вот заревет.

– Не хочу в парк. Хочу остаться с дядей Крицем…

Не упрямься, пигалица. Нам с мамой нужно поговорить. Сходи в парк и погляди, не найдется ли там сена для лошадей. Я буду ждать твоего возвращения. А теперь – н-но, лошадка!

Сэм послушно направилась к двери и помахала рукой.

– До свидания, дядя Криц, до встречи! Пока, мама.

– Пока, моя радость.

– Ты ее по-прежнему балуешь, Джиллиан. Ничто не изменилось.

– Что ж, она нуждается в любви.

– Любви ей как раз хватает, ей общения недостает. Если бы ты не работала, а жила на алименты, тебе не пришлось бы отправлять ребенка в парк. Вам же обеим было бы лучше.

– Я должна работать.

– Ну, это не разговор… Слушай, я хочу принять ванну. Где можно переодеться?

– Пойдем покажу. – Я здорово разозлилась на Криса. Что он смыслит в детях?

– Ты не пустишь воду, Джилл? Мне надо кое-что взять из сумки.

Я круто развернулась. Интересно, какие еще будут приказания?.. Да, сэр, мистер Крис, сэр… Ванна готова, ваша честь, сэр… Сам напускай воду в свою проклятую ванну…

Он вернулся в ванную абсолютно голый. Кожа под плавками была заметно белее остального тела, хотя лето давно кончилось.

– Погляди-ка на меня.

– Крис, без глупостей…

– Живей, раздевайся и полезай в ванну.

– Я мылась перед тем, как ехать в аэропорт. Пойду распакую вещи.

– Я сам их распакую. Раздевайся и быстро в ванну! Я хочу полюбоваться на твой животик.

– Крис, я не хочу мыться.

– Нет, хочешь. Пошевеливайся, детка… – Он залез в воду и посмотрел на меня снизу вверх. Взгляд у него при этом был весьма откровенный. – Так и быть, можешь снять шляпу, хоть она мне нравится.

– Спасибо. Ладно, о'кей… – Я стала раздеваться, чувствуя себя до крайности глупо.

Крис придирчиво осмотрел меня и протянул руку, помогая залезть в ванну.

– А ты действительно беременна.

– Да неужели?

– Джилл, потрешь мне спину?

– Конечно, – ответила я и принялась намыливать его, улыбаясь при виде знакомых родинок и веснушек. Можно было на память составить их карту. Я знала и его душу, и его тело. Каждый дюйм. Каким счастьем было изучать это… Если бы кто-нибудь неделю назад сказал мне, что на следующий день после Дня благодарения я буду тереть спину Крису Мэтьюзу, это вызвало бы у меня гомерический смех. Но тем не менее это случилось, и я улыбалась от уха до уха.

– Чему улыбаешься, маленькая толстушка?

– Какая я тебе толстушка?

– Толстушка, толстушка. Так чему ты улыбаешься?

– Ничему. Нам. Тебе. Как хорошо, что ты вернулся, Крис… Телефонные разговоры – это совсем другое, никакого сравнения. Я цеплялась к словам и забывала про взгляд, про выражение лица, с которым эти слова говорились, а ты ведь не мог передать это по телефону. Я ужасно соскучилась по тебе.

– Ага, я знаю. – И тут в ванной неслышно возникла тень Мэрлин. Я знала, что Крис думает и о ней тоже. Она примостилась на краю и выдувала мыльные пузыри…

– О'кей. А теперь потри мне грудь.

– Хватит, Крис. Это ты и сам можешь.

– Нет, не могу. Я хочу, чтобы это сделала ты. Потри грудь. Слушай, не могла бы ты в понедельник купить мне другое мыло? Не переношу запаха орхидей.

– Это не орхидея, а гардения. От Мэгнина.

– Все равно. Купи что-нибудь в обыкновенной бакалейной лавке.

– Ты плебей.

– Может, я и плебей, но не гомик. Не хочу я благоухать гарденией. А теперь потри мне грудь.

Я послушно намылила Криса и незаметно прильнула к его губам. Он улыбался.

– Иди сюда, маленькая толстушка… Иди сюда, ты…

Мы вымазались мылом с головы до ног, как в какой-то смешной французской комедии, пытались заниматься любовью, чуть не захлебнулись, залили водой весь пол и смеялись, как дети.

– Давай… – Крис вытолкнул меня из ванны всю в мыльной пене, мы улеглись на пол и овладели друг другом.

А потом мы долго лежали и блаженно улыбались…

– Крис…

– Да, малышка?