Возвращение

Он внимательно посмотрел на меня. Передо мной сидел успешный предприниматель, ухоженный, раскованный, уверенный в себе, седовласый, со спокойным взором, с энергичным подбородком. Такие лица я видел на фотографиях в газетах, лица банкиров и предпринимателей, далеких от обычной жизни и от обычных людей настолько же, насколько далеки от них президенты и канцлеры, кардиналы и кинозвезды. Мне вдруг стало понятно, каким исключением из правил был для него этот разговор, сколько времени и внимания он мне уделил, а также то, какое огромное впечатление произвел на него в свое время мой отец. Я вдруг обнаружил, что он не только умеет дружелюбно или печально улыбаться, но что во всем выражении его лица ощущается какая-то особая приветливость. Словно смутившись, он отвел глаза в сторону.

— С Красным Крестом? Конечно, этого нельзя исключить. Твой отец не был врачом, но в Красном Кресте работали и другие люди, многие служили в пограничной службе, а он… Ведь у него, кажется, был порок сердца, освобождавший его от военной службы.

Он встал из-за стола.

— Желаю тебе всего хорошего.

13

Барбара легко отнеслась к ответу из магистрата.

— Ты просто подожди немного. Быть может, ты привыкнешь к фамилии Граф или Биндингер. А если нет, то полетим в Лас-Вегас. А до той поры переезжай ко мне.

— Сюда?

— Оджи и я никогда не жили здесь вместе, если тебя это беспокоит. Мы можем поменять здесь все, ничего не оставить как было. Можем занять и соседнюю комнату, нашу прежнюю девичью, — студентка, которой я сдавала комнату, как раз съехала.

Я колебался. Один из моих друзей, утверждавший, что Германия при объединении должна принять новую конституцию, убедил меня вполне аргументированно в том, что если двое любят друг друга и собираются жить вместе, им необходимо поселиться в новой квартире и нельзя, чтобы он к ней или она к нему переехала.

— Я уберу свои вещи в подвал, найму рабочих, а когда они закончат ремонт, то мы посмотрим на квартиру как на совершенно новую и решим, как мы здесь все обставим.

Она заметила, что я все еще колеблюсь.

— Я привыкла к этому дому, это хороший дом. Мне нравятся большие и светлые помещения, балкон — под его навесом я еще в детстве спала днем во время дождя. Дождь шумит в листве, на ветках поют птицы, и в воздухе свежо, но ты натягиваешь на голову теплое одеяло и чувствуешь себя уютно. Попробуй разок!

Я вспомнил, что в первые годы у дедушки с бабушкой меня тоже укладывали спать днем на лоджии, если погода была не очень холодная. Когда шел дождь, над моей постелью устанавливали тент, и все было так, как описывала Барбара. Как же я мог такое забыть!

На ремонт квартиры ушло два месяца. Когда мы вновь въехали в нее, то мебель, которую мы вместе покупали, подбирая вещи одного стиля, наконец-то собралась в общий ансамбль: ее мебель для столовой в духе югендстиля и мой спальный гарнитур из вишневого дерева, ее кожаный диван и мои кожаные кресла с подходящим к ним столиком, ее зеркало для прихожей и моя лампа.

В школе и в министерстве были согласны послать Барбару в Тюрингию, но не в Берлин. Наша федеральная земля, заявили ей, отвечает за поддержку Тюрингии, а за Восточный Берлин отвечает Западный Берлин. Я навел справки насчет издательств в Тюрингии и несколько недель подряд вел многообещающие переговоры как с берлинским, так и с тюрингским издательством. Однако крупное гамбургское издательство увело у меня из-под носа оба этих варианта.

Все осталось по-старому: я редактировал журнал, издавал юридические справочники и учебники, писал комментарии. Иногда мне предлагали напечатать кандидатские и докторские диссертации, отечественные и зарубежные научные статьи, и из самых лучших публикаций я хотел составить серию. Я хотел основать еще один журнал, не ежемесячный, а ежеквартальный, в котором публиковались бы более объемные и основательные статьи. Однако руководство издательства на это не пошло; оно опасалось, что имеющаяся в программе юридическая прикладная литература, которая хорошо продавалась, будет отодвинута в сторону более специальными публикациями. Моим мечтам о новой, лучшей форме моей работы, которые зародились у меня, когда я летел из Берлина во Франкфурт, не суждено было осуществиться.

Поначалу я отнесся к этому безразлично. Я был счастлив с Барбарой. Я был счастлив, что мы вместе встаем, вместе принимаем душ, чистим зубы, причесываемся, она при мне делает макияж, а я при ней бреюсь, вместе завтракаем, обсуждаем предстоящие покупки, дела и планы на вечер, счастлив оттого, что приходил домой, а она уже ждала меня, поднималась из-за письменного стола и обнимала меня за шею, был счастлив, когда приходил домой раньше ее и в ожидании ее прихода занимался какими-нибудь мелочами, радуясь, что она скоро придет, счастлив, что мы вместе проводили вечера и дома, и в гостях, счастлив, что мы вместе ложились спать, счастлив и ночью, когда, просыпаясь, слышал ее дыхание и протягивал руку, поворачивался к ней или пододвигался ближе, чтобы коснуться ее, приласкать или разбудить. Иногда Барбара подтрунивала надо мной: