Возвращение

Парамон Иванович, в меру погрузневший и полысевший мужчина, восседал на веранде в плетеном кресле и предавался воспоминаниям под шлепки шуршащих галькой волн. Это не мешало ему наблюдать, как красноватый круг вечернего солнца плавно стремится окунуться в дальний край морской глади. На маленьком мраморном столике перед ним стояла початая бутылка янтарного хереса и хрустальный бокал оного же напитка. Из-за бокала на Парамона Ивановича пристально, не мигая, смотрела отлитая в бронзе женщина с поднятой то ли в приветствии, то ли на прощание рукой. Судя по въевшейся в складки волос несмываемой дождями пыли, статуэтка уже много лет скрашивала одиночество хозяина, загадочно и лукаво поглядывая на него каждый вечер. Она, как никто другой, знала, что грустные воспоминания Парамона Ивановича относятся к одному и тому же дню молодости, когда служил наш герой в Санкт-Петербурге, был достаточно богат, привлекателен, что при этом не мешало ему оставаться скромным и даже чрезмерно застенчивым.

В те годы было у Парамона Ивановича много приятелей, которые постоянно устраивали пирушки, небезуспешно флиртовали с молоденькими барышнями, посещали театры и лихо отплясывали кадриль на балах. Наш герой с удовольствием водил с ними компанию, участвовал во всех мероприятиях и отличался от них только одним. Когда дело доходило до общения с женщинами, он сильно конфузился, замыкался и не мог вымолвить ни слова в ответ. Куда уж там пригласить даму на танец, тем более первым с ней заговорить! Об этой странности знали друзья, а через них и другие представители высшего петербургского общества, вследствие чего Парамон часто слышал на балах смешки и хихиканье, проходя мимо молодых особ. По этой причине он обычно старался расположиться в глубине зала за колонной и оттуда с интересом наблюдать за происходящим.

Так было и в тот вечер, когда весь бомонд пожаловал на званый ужин к княгине Крубецкой по случаю наступившего Рождества. В пригласительных билетах гостям сообщалось, что после ужина состоится бал-маскарад, а посему всем предлагалось обрядиться в сказочные костюмы и прибыть в масках. По совету друзей Парамон Иванович прикупил в лавке какой-то пёстрый плащ, колпак звездочёта и маску мавра во все лицо.

В результате такого перевоплощения к середине вечера, когда воздух наполнился ароматами духов и телесного пота, он почувствовал лёгкое недомогание. Состояние слабости усугубилось ещё и голодом по причине того, что ему из-за дурацкой маски не удалось во время ужина подпихнуть под неё хотя бы кусочек расстегая или какой-либо другой снеди. Парамон Иванович пробрался к окну, второпях сдёрнул с лица ненавистную картонку и решил до конца вечера не возвращаться к публике.

К несчастью для него, невдалеке расположились три загадочные феи в масках, в одной из которых, однако, легко можно было узнать очаровательную хозяйку бала. Здесь нелишне будет сообщить, что её муж, находясь в высоких чинах и преклонном возрасте, давно уже выписал дражайшей супруге вольную, дабы не усердствовать в исполнении постельных супружеских обязанностей, а весь оставшийся пыл перенёс на вино и карточные игры.

Подруги за вечер успели уже перемыть кости всем танцующим и дефилирующим, профессионально найдя в каждом недостатки фигуры, причёсок и манер. К этому моменту они хищными взорами выискивали новую жертву. Одна из них увидела одинокую фигуру, стоящую у окна, покрытую невообразимой раскраски плащом и увенчанную сверху не менее глупым колпаком:

– Нет, вы только посмотрите на этого идальго! Эко вырядился фрукт заморский! – воскликнула она.

Дамы посмотрели и прыснули со смеху. Не засмеяться было невозможно. Уж слишком нелепый образ маячил в обрамлении оконной рамы.

– Да, ну прям чистой воды брильянт! Откуда только такой взялся? Вроде бы всех мужских особей изучили, ан нет, оказывается. Поди, заезжий какой? – спросила княгиня.

– Да нет же, – ответила третья подруга. – Это Парамон Иванович то ли Голубкин, то ли Голубовский. Из дворян, и не из бедных. Между прочим, в департаменте министерства служит, большие надежды подаёт. Знакомые говорили, один у него изъян: женщин боится. Сколько дам ни пытались адюльтер с ним завести, всё без пользы.

– Так уж и без пользы? – заинтересовалась княгиня. – Поди, притворство одно. А если покрепче пришпорить – глядишь, понесётся молодой скакун, только за узду держись!

– Не знаю, не знаю, – ответила подруга. – Вот вы, княгиня, и попробуйте оседлать жеребца.

– А что, сейчас и начнём. Я только попрошу вас заказать белый танец, – сказала княгиня и направилась к окну. После слов «дамы приглашают кавалеров» она вплотную подошла к Парамону Ивановичу и нараспев сладким голосом обратилась к нему:

– О мой благородный рыцарь, не соизволите ли вы оказать честь одинокой фее и прокружить её в венском вальсе?

От неожиданности Парамон Иванович резко обернулся, отчего колпак слетел с его головы. Он надеялся, что женский голос предназначался кому-то другому, однако рядом никого из мужчин не было, а дама смотрела прямо на него.