Похоронили Петю по-солдатски, без гроба, завернув в рваную тряпку.
- Выплаканы у матери слёзы за войну, - понял Кошелюк, - даже не осталось их на долю мёртвого сына.
- Тяжесть жизни научила её переносить даже такое ужасное горе…
Женщина сумрачно смотрела на бугорок могилы, по привычке вытерла концом платка сухие глаза и, прикрикнув на детвору, тяжело шагая, пошла к землянке.
- Её уже донимают заботы о живых. – Сказал Бугайло.
- Нужно думать о живых, - согласились товарищи, - мёртвые есть не хотят…
Бойцы расположились недалеко от землянки, кто как смог, и быстро задремали. Сидеть на сырой земле в мокрой одежде было неудобно. Вода скапливалась в продавленном телом углублении в земле и неприятно холодила тело.
- Многие, махнув на всё, лежат прямо в грязи. – Подумал оглядевшийся Григорий.
Вскочив и выжав штанины, он свернул козью ножку и стал работать кресалом. Искры были хорошие, но шнур, видимо, набрался влагой и не загорался. Из трубы землянки шёл дымок, и он пошёл попросить уголёк.
- Обедаете? – поинтересовался солдат.
- Впервые за неделю дети поедят нормально…
Ребятишки мочили сухари в бульоне и с аппетитом отправляли в рот. Они встретили гост дружными улыбками. Старшая девочка поила из кружки больного. Женщина сидела у таганки. Она поджаривала на железе чёрные кружочки свеклы и медленно их жевала.
- Почему ты не ешь то, што едят дети? - осторожно спросил Шелехов.
- А чем завтра кормить их буду?
Она даже не посмотрела в его сторону и, как будто удивляясь вопросу, проговорила:
- Чего тут непонятного…
- Комбат обещал выдать вам продукты и эвакуировать вас…
- Вот когда это будет сделано, - вяло сказала женщина, - тогда и поем.
Григорий был уверен в исполнении обещания комбата и не понимал причину её упрямства, но и не нашёлся, что сказать в ответ. Старший мальчик, надеясь извлечь что-то из пустой тарелки, засунул край в рот, усердно наклонял её и чмокал губами.
- Спасибо дядя! - освободив одну руку, он помахал уходящему мужчине.
- Будь здорова.
Солдаты отделения спали. Дождь прекратился, но тёмные тучи низко скользили над землёй, угрожая в любую минуту сыпануть очередную ненужную земле, а особенно солдатам, порцию мокроты. Шелехов сделал бугорок из земли и сел на него. К землянке подошёл замполит, батальонный врач и старшина с объёмным вещмешком. Проснувшийся Бугайло посмотрел на них и прогнусавил:
- Теперь порядок, ребятишки будут сыты.
- А что им есть потом?
- Наши помогут… - повернувшись на другой бок он как ни в чём не бывало снова захрапел.
Сон одолевал и Григория, но в сидячем положении спать было неудобно, а ложиться на сырую землю, как это сделали многие, ему не хотелось. Прозвучавшая команда растворила последние сомнения. Пришлось спешно заняться липкими от грязи портянками...
- Снова шагать. – Недовольно бормотал он.
- Зато согреемся…
Походная тяжесть поглотила все мысли. Ноги гудели, ныли оттянутые грузом плечи. Кругом сыро и холодно. Ветер насквозь пробивал рваную шинель и промокшую телогрейку. Пришлось выжимать одежду.
- Костры из-за светомаскировки жечь нельзя, - с сожалением сказал Кошелюк, - а как иначе высушить…
- На теле высушишь!
Намотав свежие портянки, Григорий сунул ноги в сырые сапоги. Мокрые портянки прямо с грязью повесил на сучок сосны.
- Может хучь промёрзнут… - с ноткой обречённости сказал он.
- Или окончательно промокнут. – Пошутил Бугайло.
Ребята быстро набросали на почву кучу веток, и все улеглись, плотно прижавшись, друг к другу. Какая-то сучковатая ветка подло упёрлась в бедро Григория, надо бы убрать, но одолевал сон.
- Хрен с ней, - подумал он напоследок, - буду терпеть...
Проснулся в темноте от озноба. Вскочив, еле удержался - затекли ноги. Почти все уже встали. Предутренний морозец отразился льдинками на лужах и бисером на иголках сосен. Григорий еле размял застывшие портянки.
- Ох, мама родная, когда же энто закончится?! – выдавил он из саднящего горла.
- Чего разнылся? – спросил Кошелюк.
- В нескольких километрах мой дом, но как туда попасть?
- Может, отпустят на побывку, на пару дней… - предположил Бугайло.
- С трудом вериться…
Действительно, наивным мечтам Шелехова на встречу с семьёй не суждено было исполниться. После того как 33-я гвардейская дивизия освободила Шахтёрский, Сторобешевский, Марьинский и Снежнянский районы Сталинской области их полк перебросили под Запорожье. 29 сентября дивизия вышла на реку Молочная. Началось освобождение Запорожской, а затем Херсонской области.
С 13 августа по 22 сентября 1943 года только их дивизия потеряла в боях за Донбасс полторы тысячи человек. Григорий написал первое письмо в Сталино, когда подразделения дивизии находились в обороне на Днепре. Они стояли в уютном городке Каховка, и у него впервые появилась возможность связаться с родными в только что освобождённом городе.