Возвращаясь в рай

Мой протеиновый батончик падает на асфальт как в замедленной съемке, а откушенный кусок во рту стал по вкусу как пыль. Что Калеб здесь делает? Где он был последние восемь месяцев? Он оставил город без следа после наших коротких и сумасшедших отношений. Почему он даже не попытался связаться со мной, или по крайней мере, дать мне знак, что он жив? У него те же голубые глаза, то же точеное лицо, и те же мышцы, выпирающие из-под футболки. Он здесь, и жив, и идет прямо ко мне. Я не могу отвести взгляд, хотя и отчаянно хочу это сделать.

Он вздыхает и говорит:

— Все это как-то неловко, да, — его голос звучит знакомо, но по-другому. В нем появились оттенки, которых не было там в последний раз, когда мы видели друг друга.

— Да, — удалось пропищать мне, — Эмм …

— Как поживаешь?

Я не могу ответить на этот вопрос. Это слишком фальшиво. Если бы ему было дело до того, как у меня дела, он бы придумал, как увидеть меня или поговорить со мной. Он оставил меня перед Рождеством, перед Новым годом, перед Днем Святого Валентина, до моего дня рождения, перед выпускным и окончанием школы. Перед тем, как мне сообщили, что я должна буду постоянно хромать до конца своей жизни безо всякой надежды на полное выздоровление.

— Что ты здесь делаешь? — он пожимает плечами.

— Я задавал себе тот же вопрос сегодня утром.

Один из парней, стоящих рядом с нами, с длинными вьющимися волосами, которые падают ему на лицо, пукает. Еще хуже то, что он делает из этого большое шоу, со стонами и потугами, как маленький ребенок.

— Чувак, ты в своем уме? — спрашивает Калеб.

— А что? — равнодушно говорит парень, — Я должен был выпустить его.

— Выпускай, когда ты один, старик. Не будь гребанным уродом.

— А ты че, пердежная полиция? — спрашивает парень, подходя к Калебу. Калеб становится прямо, как будто он побывал в большом количестве драк и не боится добавить еще одну, на свой счет. Это нереально. Я не чувствую пальцев ног, потому что я в шоке, и Калеб, и этот парень собираются драться из-за … пука?

— Остыньте, парни, — поизносит грубый голос. Высокий черный парень с папкой указывает на меня.

— Мэгги, могу я с Вами поговорить? Наедине.

Он указывает на Калеба.

— Ты тоже, Бекер. Сейчас.

Я иду за ним от фургона, болезненно осознавая, что Калеб идет следом. Я испытываю желание развернуться и потребовать, чтобы он рассказал, где был, но я даже не знаю, могу ли я выдавить хоть слово.

Парень останавливается за столом для пикника и кидает на него свою папку. Он представляется, как Деймон Мэннинг, старший руководитель и сопровождающий нашей группы.

Он выглядит переживающим, когда говорит:

— Очевидно, что вы двое не можете быть в этой поездке вместе. Мэгги, я понятия не имел, мой помощник поставил вас в качестве замены после того, как Хизер ушла.

— Я уйду, — немедленно предлагает Калеб.

— Черта с два, Бекер. У тебя нет выбора, кроме как остаться.

Это означает, что Деймон хочет, чтобы выбыла я. Если бы я была старой Мэгги, той, кто боится малейшего конфликта или противостояния, я бы уехала с большим удовольствием. Но сейчас я сильнее, и я не отступлю ни за что. И еще здесь Калеб. Я поворачиваюсь с решимостью к Деймону.

— Я остаюсь.

— Мэгги, мне очень жаль, но невозможно работать с вами обоими.

— Я не уйду, — прерываю его я.

Деймон потирает рукой свою лысую голову и вздыхает. Я могу сказать, что он колеблется… по крайней мере, немного. Что я могу сказать, чтобы убедить его, что не могу бросить поездку только потому, что Калеб, внезапно, оказался здесь тоже? Правда в том, что быть с Калебом будет испытанием — огромным и неожиданным. Но я решаю, что собираюсь доказать себе и ему, что я двигаюсь дальше. Я больше не позволю прошлому диктовать, как мне жить. Нам обоим уже восемнадцать, по закону мы считаемся взрослыми.

— Это плохая идея, — повторяет Деймон, — действительно плохая идея.

— Могу я поговорить с Калебом наедине? — спрашиваю я его.

Деймон переводит взгляд с меня на Калеба.

— Хорошо. У тебя пять минут.

Когда Деймон уходит, я сглатываю и заставляю себя повернуться к Калебу. Он выглядит встревоженным, но в то же время излучает ожесточенную силу. Раньше я думала, что он все, что я хотела и в чем нуждалась. Если бы Калеб Бекер был рядом, моя жизнь была бы в порядке. Так и было, на некоторое время, по крайней мере.

— Прошло восемь месяцев, — говорю я слабым голосом. От мысли о том, как я скучала по нему, на глаза наворачиваются слезы. Я моргаю и молюсь, чтобы не заплакать. Не сейчас, когда у меня есть все, чтобы оставаться сильной. Я говорю что-то, что угодно, так чтобы сохранить это состояние, — Ты пропустил выпускной.

— Я пропустил много вещей, — говорит он, а затем медленно засовывает обе руки в карманы.