Обессилено киваю. В моей душе хаос и неразбериха. Я не знаю, что происходит. Я отвыкла принимать решения! Неужели ему так трудно это понять?
- Один звонок, моя девочка. Один звонок, и я останусь. Но ты должна сама принять это решение. У тебя достаточно времени.
Сухой поцелуй благосклонного Хозяина в кромку волос, росчерк теплых пальцев по скуле до острого желания словить их губами, без слов сказать то, что боится признать мое сознание. Я ничего этого не делаю. Я просто беспрепятственно позволяю ему уйти.
Лишь спустя полчаса я выхожу в коридор, чтобы прикрыть дверь на дополнительный замок… И замираю на месте, не замечая слез, которые текут по моим щекам и с тихим звуком разбиваются о паркет.
На столешнице тумбы для обуви - розы. Они не красные и не белые. Они желтые с каймой красно-белых разводов.
Глава 25
- Пошлячка ты, Лекс!
- Магометовна, это абстракция. Каждый мыслит в меру своей распущенности! Юля, скажи ей, что я пыталась сделать букву Т!
Кто-то из них дергает меня за волосы, уложенные с утра в крупные изломанные локоны. Я сглатываю ком в горле, приказав себе не плакать, и поднимаю глаза на Эльку, которая трясет перед моим лицом шпажками для тарталеток с хаотичным нагромождением оливок, кусочков сыра и вишенок.
- Скажу… А кто это член слепил из пищевых продуктов?
- Нда… - Лекси присаживается на колени, сжав мои ладони и обеспокоенно заглядывая в глаза. Мне хочется наорать на нее, чтобы немедленно встала, смыла со своего кукольного личика выражение сострадания и переживания. В конце концов, это было даже не мое решение, закатить пати на троих в субботу! Привычный девичник - с мартини, легкими закусками, сентиментальными или, по настроению, черными комедиями, так и не зная наперед, чем же он закончится – ночными посиделками в пижамах с плетением косичек или же более тяжелой версией в одном из ночных клубов города, куда мы могли все вместе рвануть после полуночи. Все могло бы быть именно так, если бы я не прорыдала полночи в подушку.
Мой лед тронулся под теплом некой сверхъестественной силы, воплощенной в тончайшем сплетении его голоса, взгляда, потрясающей ауры власти и защиты, едва ощутимых тактильных прикосновениях к тем струнам сущности, что не так давно застыли инеем зеркальных осколков. Остроконечные льдины бились о берега моей реки неумолимым тараном, причиняя нечеловеческую боль, оставляя после себя право жестокого, неумолимого выбора. Остановить беснующуюся стихию путем окончательной капитуляции – и это должно было быть только моим решением! – или ждать, содрогаясь от бесчеловечного наказания, от сквозных ранений острыми ледяными гранями, того далекого момента, когда солнце растопит эти глыбы, чтобы залить берега неудержимым паводком, уничтожив эту боль под ласковыми лучами пробуждающейся весны. Только сейчас у меня не было уверенности, что она настанет.
Я смотрела в черный глянец мобильного телефона – я видела его даже в темноте. Черный портал в новое начало. Мне оставалась самая малость, открыть список контактов и набрать Александра. Вырвать из объятий Морфея… а может, от полного погружения в деловую документацию, зная, как он предан работе, даже если меня его тотальная занятость ни разу не коснулась. Предположить то, что он не в состоянии уснуть или погрузиться в работу, что его могут терзать такие же тяжелые мысли, как и меня, я не могла. Этот человек все еще оставался для меня загадкой, человеком выкованным из стали, который прятал эмоции настолько глубоко под кожу, что мне в своей наивности никогда не будет позволено даже коснуться их поверхности.
Я попала в силки собственных сетей. Я хотела оставаться собой без потери права выбора и принятия решений в наших непростых отношениях. Самый большой страх - потерять себя, стать тенью близкого человека, продолжением исключительно его воли без возможности что-либо запретить, жил во мне чуть ли не с детства. При всей своей тяге к подчинению я всегда стремилась сохранить себя как личность, остаться неразгаданной тайной даже для того мужчины, перед которым откроюсь всей душой. Я всегда видела грань между доверием и раболепным растворением, и у меня было достаточно мудрости и сил, чтобы никогда ее не перешагнуть. А такой, как Алекс, никогда бы не стал от меня этого требовать. Он дал мне выбор, о котором я всегда молчаливо молила на уровне подсознания. Уйти или остаться. Остановить или отпустить. Выбор, которого я не хотела. Свобода, которая сжигала посильнее неволи. Вызов моей гордости – и отчаянный призыв для моей женской сущности, которая наконец-то осознала, чего именно хочет… но так и сидела, забившись в угол, не в состоянии предъявить ультиматум гордости.
На исходе второго часа нового дня она сдалась. Гордость вступила в свои права, словно сжалившись надо мной, чтобы позволить погрузиться в затяжной сон без сновидений.
Я не буду счастлива в таких отношениях. Ни первый, ни второй сценарий ничем хорошим не закончился.