Вознесение

Силы окончательно покинули Ларри. Прислонившись к холодной кирпичной стене, он сполз на землю. Начинало светать. Совсем скоро солнце отразится в глазах миллионов людей. Заведения возобновят работу, кинотеатры начнут показывать фильмы, опустевшие дороги заполнят автомобили, и только он по-прежнему будет идти без всякой цели в неизвестном направлении.

Ларри услышал торопливые шаги. Звонко процокали по тротуару каблучки, оставив после себя шлейф знакомого запаха золотых волос.

Ларри вскочил. Рванул за миражем, проплывшим прямо перед ним. Уставшие ноги едва слушались, но он продолжал бежать без оглядки. Миновав поворот и оказавшись на пустой улице, Ларри вслушался в ускользающий звук. Ему казалось, что совсем скоро он настигнет его, что, свернув за угол, он наткнется на огонь длинных волос и, окликнув, заставит мираж остановиться.

Но как бы быстро Ларри не бежал, как бы ни прислушивался к городским шорохам, как бы ни всматривался в темноту ночи, сменяющуюся лунным сиянием, ему никак не удавалось настичь желаемое.

Спустя время тишину улицы разрезал долгожданный цокот острых каблучков. Изгибы открытой спины отразились в окне, словно платье плыло по дороге. Ритм ее походки расходился, как круги по воде, и по мере того, как она удалялась, цокот каблучков становился все тише, растворяясь в пространстве.

«Неужели это она?»

Его рука потянулась к осколкам памяти и легла на хрупкое плечо. Раздался пронзительный крик. На Ларри с ужасом глядело совершенно незнакомое лицо. Из девичьих глаз брызнули слезы. Цоканье каблучков убегающей девушки эхом отозвалось в голове.

Они не были знакомы.

Оглушенный, ошарашенный, остолбеневший, он пытался собрать воедино кусочки воспоминаний, но от этого они все больше рассыпались. Он не знал, куда идти дальше. Не знал, что ему нужно искать и что он может найти.

Утренний холод гнал его все дальше.

Наступил рассвет.

Чтобы согреть замерзшие руки, Ларри зашел в один из домов. Бездумно преодолевая пролет за пролетом, он поднимался по лестнице.

Преодолев последнюю ступеньку и навалившись на металлическую дверь, Ларри вышел на широкую крышу. На ней вовсю завывал ветер. Первые лучи солнца уже пробивались сквозь облака. Ларри был потрясен. Перед ним вместо раскинувшегося громадного города застыло белое молоко тумана.

Ларри поежился от пронизывающего холода.

Здесь, на крыше случайного здания, ощущение чего-то знакомого не подкрадывалось сзади. Оно не давило, не наваливалось мертвым грузом. Оно отступало.

Ларри закрыл глаза и сделал несколько шагов вперед. Во рту появился кислый привкус.

Звон будильника разорвал тишину.

Нотами сотканный мир

Проснувшись среди ночи, Гленн не сразу понял, где находится. Поднявшись с кровати, он нащупал в темноте стакан воды и поднес его ко рту. Прислушался, не разбудил ли соседскую собаку. Выдохнул. Этой ночью он кричал не так сильно, как обычно.

Протянув руку к тумбочке, он включил лампу. Темнота осталась.

Гленн встал с кровати, подошел к окну и раздвинул шторы. Сколько бы он ни пытался вглядываться в темноту, ему так и не удалось увидеть ни фонарь, горевший по ночам вблизи дома, ни занимавшийся за окном рассвет.

Вдалеке раздалось пение птиц.

О том, что его глаза скоро не смогут видеть даже солнечный свет, он узнал совсем недавно. Диагноз так обыденно сорвался с губ доктора, что Гленн не сразу смог собрать буквы в слова. Выдержав короткую паузу, врач спросил, есть ли у него родные и близкие, которые смогли бы ему помочь в период адаптации? Гленн живо представил себе жизнь, в которой лишь стук трости по мостовой напоминает о том, что его и внешний мир еще что-то связывает. «Нет, родных и близких у меня нет», — ответил он.

Покинув клинику, Гленн вернулся домой глубокой ночью. Добредя до кровати, он упал на прохладную постель.

Стены комнаты рухнули. Возник просторный кинозал. На прозрачном экране бушевал океан. Порой приходилось закрывать глаза, иначе их обжигали брызги соленой воды, долетавшие с экрана. Небо заволокло свинцовыми тучами. То тут, то там возникали водовороты и увлекали в пучину суденышки, пока последний деревянный обломок не исчез в толще воды.

А затем все стихло. Солнечные лучи скользили по изумрудной глади. Вдалеке слышались резкие крики пролетающих чаек. Острые плавники показывались над водой, а затем исчезали в морских глубинах.

Экран погас. Стало душно. Он ощутил, как что-то сдавило горло. Гленн пытался вырваться, отбиться от того, кто тянул к нему руки из темноты, пока не понял, что пальцы, сжимавшие горло мертвой хваткой — его собственные. Вскрикнув, он проснулся.

Зрение слабело незаметно. Иногда надежда на то, что произошла чудовищная ошибка, заставала его за завтраком или во время прогулки, когда он стремился охватить взглядом весь мир, но через миг покидала его. Отдаленные объекты покрывались рябью. От напряжения на глазах выступали слезы.