Возмущение праха

Последний никаким репрессиям не подвергался. Вечером к нему домой звонили из потерпевшего урон ведомства, чтобы предупредить, что заедут с утра в Институт, но разговор был уважительный, вполне респектабельный. Ночью, уже у Виолетты, его отловил по телефону полковник Коржихин и тоже назначил свидание на следующий день, но на свежем воздухе. Голос у полковника был спокойный, как обычно, вальяжный. Значит, начальство решило это дело не раздувать, иначе и Щепинский, и полковник стали бы в нем козлами отпущения.

Больше суток молчал телефон Кобылы, и это меня беспокоило. Харченко жил правильной жизнью, деля свое время между семьей и лабораторией, так что с ним тусоваться она не могла. Ее возлюбленная, аспирантка-химичка, имела склонность жить два-три дня в неделю на даче в Белоострове, и они с Кобылой там иногда предавались любовным утехам. Но именно сейчас девица вернулась в город и энергично принялась искать Кобылу, названивая всем общим знакомым. Оказывается, Кобыла должна была к ней приехать как раз после той кошмарной ночи. Понятно, моя тревога усилилась: это уже припахивало опасностью и для меня лично, если опекуны Щепинского что-то пронюхали о ее делишках.

На второй день ситуация прояснилась, и неприятнейшим образом: Кобыла погибла в автокатастрофе на Приморском шоссе, по пути в Белоостров. Ее тачка была сметена с дороги грузовиком, который неизвестный злоумышленник угнал в Песочной и бросил вблизи от места происшествия, у железнодорожной станции.

Несомненно, речь шла не о несчастном случае, а об убийственно оно вызывало недоумение. Если о ее роли в бедах Щепинского узнали его покровители — им Кобыла нужна была живая и говорящая. Кому выгодна ее смерть? Во-первых, мне и, во-вторых, Порфирию. Итак, первый сигнал тревоги… В конце концов, о чем-то подобном я неоднократно думал заранее и приготовил ответные ходы на такой случай. Но если это Порфирий, то он слишком рано начал. Меня ему трогать пока еще нельзя, так зачем же будить мою бдительность? Опять неувязочка…

Я не стал над этим ломать голову, поскольку мне все равно предстояло исчезнуть из поля зрения и досягаемости рук Порфирия, но зато у меня возникла мысль, показавшаяся очень удачной, — чтобы Кобыла сослужила мне еще одну, последнюю, службу.

Первым делом я наведался к Фиме и спросил, поддаются ли компьютерные принтеры идентификации, подобно пишущим машинкам.

— Никогда о таком не слышал, — вяло промямлил он и тут же оживился: — Никаких сомнений, должны поддаваться. Каждую литеру печатают двадцать четыре иглы, у каждой свое нажатие на бумагу и своя асимметрия. Наверняка поддаются!

В тот же вечер я сорвал Васю с его ответственного задания, сказав, что Щепинского пасти буду сам, а ему дал щекотливое поручение: проникнуть в квартиру Кобылы, не ломая при этом ни дверь, ни замок, и доставить мне в Институт принтер ее компьютера.

Все-таки Васе, хоть он и стучал на меня, как исполнителю цены не было. Не выразив ни малейшего удивления, он тотчас отправился на дело. К двум часам ночи принтер уже стоял у меня на столе и исправно распечатывал текст с дискеты, настырным зудением напоминая сварливый и хриплый голос самой Кобылы.

Текст я отредактировал в том смысле, что его писала якобы именно Кобыла. Перечислив злодеяния Щепинского, в которых, по долгу службы, отчасти и сама принимала участие, она просила защитить ее, поскольку стала опасной свидетельницей. На нее уже было одно покушение, не удавшееся по чистой случайности, и спасти ее может только вмешательство высших властей, способных усмирить власть имущих покровителей и соучастников преступлений Щепинского. Адресатами были Генеральный прокурор России, Президент и средства массовой информации.

Мне нужно было раструбить эту историю на весь мир, что немыслимо без участия гигантов прессы, популярных газет и журналов. А даже такое издание, как «Шпигель», любящее просмаковать любой российский скандал, не станет не только печатать, но и комментировать анонимку, но если у письма есть конкретный автор — это другое дело.

Получив в четыре утра задание вернуть принтер на место, Вася вперил в меня свой открытый и ясный взор:

— Да зачем же он ей, начальник? Мертвые не печатают.

— Иногда печатают. Не теряй времени.

Подхватив принтер под мышку, он как-то странно ухмыльнулся и тут же стал снова деловитым, исполнительным Васей.

Я же, присовокупив к каждому экземпляру послания Кобылы распечатки фонограмм допросов покойников, самые впечатляющие фотографии и кассеты с копиями магнитофонных записей, изготовил двенадцать пакетов, на которых оставалось только написать адреса, что заранее я делать не стал.

На прощание еще раз вычистив память компьютера, я перевез все свое имущество на новую квартиру и в семь утра уже трясся в сидячем поезде Петербург — Москва. Устроив свою потрепанную спортивную сумку так, чтобы тронуть ее можно было, только вынув меня из кресла, я смог наконец поспать.