Возмущение праха

Я часто заходил к малышу, и порой мне казалось, он меня узнает — но, скорее всего, я принимал желаемое за действительное. Никаких ограничений на мое общение с ним наложено не было, но из пояснений Крота второй сиделке, Люсиной сменщице, я узнал с удивлением, что имею право в любое время посещать детскую в качестве главы службы безопасности, а вовсе не как отец ребенка. Последнее обстоятельство интеллект Крота, по-видимому, отбрасывал как незначащую мелочь. Это меня устраивало, ибо развязывало руки не только морально, но и физически: ему не приходило в голову, что мой интерес к малышу — нечто большее сверх простого любопытства, и, соответственно, не приходило в голову и принимать против меня меры предосторожности. Сам он придирчиво следил за физиологией, режимом содержания и питания ребенка, но притрагивался к нему только для наклейки или снятия датчиков и никогда не пытался с ним разговаривать.

По истечении двух недель после родов Рыжая пошла в загс и надлежащим образом зарегистрировала двойню. Моего малыша, с молчаливого согласия Полины, я велел назвать Прокопием, а девочку Валька нарекла Валентиной, ибо в их семье всех женщин всегда звали только так. Когда я сообщил об этом событии Полине, она в ответ только кивнула, не проявив заинтересованности в дополнительной информации. Крот же так ни разу и не спросил, легализовано ли положение младенца в этом мире с юридической точки зрения и какое у него имя. Он называл его всегда одинаково — «ребенок» и говорил о нем только в третьем лице. Прокопий, увы, для него был лабораторной зверушкой, подлежащей особо тщательному уходу в силу свой уникальной ценности для науки. Впрочем, как я уже говорил, мне это было на руку.

В основном я уже был готов к предстоящим событиям. Оставалось придумать, что делать с Философом. Рыцари «Общего дела» тоже маялись этой проблемой, но по иным, чем я, причинам. Он прочно застрял у любвеобильной дамочки, с которой я его свел, хотя и находил время для неспешного изучения трудов Основателя и писания в связи с ними каких-то своих заметок. С точки зрения Амвросия и компании, ему с этим пора уже было покончить и пройти сеанс посвящения, он же категорически отказывался. Рыцари пребывали в глубокой скорби, но применить насилие не решались, то ли считая его принципиально недопустимым, то ли практически бесполезным. Меня же беспокоило, если после ниспровержения «Извращенного действия» в дело вмешаются силовые структуры наподобие ФСБ — они начнут своими методами вытряхивать из него информацию обо мне и поймут слишком поздно, что он таковой не располагает. Но что я мог сделать — спрятать его от них мне было некуда. Я ограничился тем, что посоветовал ему полностью переехать к мадам и ни при каких обстоятельствах не посещать ни своей нынешней квартиры, ни прежнего жилища в коммуналке, пока я не дам сигнал отбоя тревоги. Он пришел в недоумение и начал задавать вопросы, на которые у меня не имелось ответов, но дама сразу приняла к сведению мою рекомендацию, и она была буквально выполнена.

Деятельность конторы Щепинского я теперь отслеживал непрерывно и тщательно по всем доступным каналам. В первой половине апреля прошел лишь один сеанс омоложения престарелого армейского генерала, который остался не вполне доволен своей новой внешностью. Лаборатория «икс» бездействовала: чекисты не злоупотребляли услугами Щепинского. В полной мере сознавая незаконность и одиозность методики временного оживления трупов, они обращались к ней лишь в случаях крайней необходимости.

Наконец после двадцатого апреля появились признаки предстоящих серьезных сеансов. Сначала Щепинского побеспокоили по телефону поздно вечером у Виолетты и в буквальном смысле слова извлекли из объятий любимой ученицы. Звонил лейтенант-порученец с одной только целью: предупредить, что в девять утра в Институте его навестит полковник Коржихин.

— Что, сеанс? Ничего не выйдет, — засуетился одуревший от неожиданности Щепинский, — надо было заранее предупредить! Ведь нужна подготовка, уверяю вас, не простая! — Даже застигнутый врасплох, он достаточно удачно привирал в свою пользу.

— Нет, нет, профессор. Ясное дело, мы понимаем, — поспешил успокоить его лейтенант, — полковник приедет для предварительного согласования. Как говорится, поставить задачу.

— А, это другое дело. Конечно, я с удовольствием, так и передайте ему. — В голосе Щепинского появились вальяжные бархатные нотки.

Предварительный визит полковника означал несомненную важность грядущего сеанса и вероятное присутствие на нем генерала Чешуйцева. Над этим стоило подумать…

50. КРОКОДИЛ

Взять ведро воды и, обратив его в пар, заставить работать — это не значит победить природу, это не значит одержать победу и над ведром воды.

Николай Федоров