Возможная Жизнь

-У моего друга есть друг, так брат того друга раньше встречался с этой самой Мари, и от него то нам и стало известно, что теперь эта девка одержала еще одну так называемую победу, – изобразила в воздухе кавычки – и над кем ты думаешь? Правильно. Надо тобой – схватив еще двадцатку, она разогнулась и, сложив руки на груди, брезгливо скривила губы. – Я была лучшего мнения о тебе.

Усмехнувшись и убрав истощавший бумажник, я расслабился и удобно развалился на стуле.

-А я о тебе. Верить всем подряд, знаешь ли… в любом случае, не тебе судить меня.

-Не мне?! – прокричала она, но опомнившись и бросив взгляд в сторону кухни, где над чем-то колдовали мама с Эшли, заговорила намного тише. – Не мне? – повторила она свой вопрос.

-Да, не тебе.

-Мне не все равно, когда мой брат водится с девицей, имеющей определенную репутацию. Куда подевалась твоя бывшая, как там ее? Дочь главы банка, которая – у меня отвисла челюсть.

-Ты и о ней знаешь?

-Ты редко отвечаешь на мои звонки, еще реже звонишь сам. Извини, что интересуюсь твоей жизнью.

-Не той стороной интересуешься.

-Вернон!

-Что? Мы повстречались немного, но она оказалась излишне навязчивой. И вообще, не рановато ли вести нам подобные разговоры?

-Дети сейчас очень быстро взрослеют.

-О чем ты?

-Неважно. Лучше скажи мне правду, пока две эти моралистки не вернулись. Когда ты, наконец, завяжешь настоящие отношения, вместо этого суррогата?

-Суррогата? – и почему я так часто слышу это? Ладно, то были друзья, но от этой пигалицы – это просто вверх, Вернон! – А сама-то? Два свидания, да?

-Это просто кино. И я ничего не чувствую к ним, Вер. Ничего серьезного.

-Вот и я не чувствую ничего, что могло бы меня задержать около какой-то одной.

-Тогда зачем? – участие на ее лице трогает меня.

-Не буду повторять вопрос, и отвечу сразу: ты еще слишком мала, чтобы понять… – слегка замялся – определенные мужские потребности.

-Секс? – уронив голову на стол, я бесшумно рассмеялся, от того серьезного тона, которым Милли произнесла это слово. Секс. Да, он многое объясняет, но ей я говорить об этом не намерен.

-Ты знаешь, что обескураживаешь?

-Это одно из моих многочисленных достоинств – то, как она пожимает плечами, и то, как говорит, пробуждает что-то нежное во мне. Поэтому схватив ее, крепко обнимаю и говорю:

-Обожаю тебя! Только Эш не слово – заговорщически подмигнув, улыбаюсь ей, а она кладет голову мне на плечо и грустно выдыхает.

-Мне действительно не хватает тебя, Вернон. Эшли, мама – я безмерно люблю их, но поговорить с ними не получается. А когда пытаюсь с тобой, то все выходит так, что я просто навязываюсь. Это больно – эти слова ранят меня. Моя семья и друзья – они все для меня, но когда я сбежал отсюда, то не подумал, что могу причинить кому-то боль. Я думал только о себе и о своем разбитом сердце.

-Может мы с Виктором не так, и отличаемся? – не замечаю, как произношу слова вслух.

-Ты по-прежнему зовешь папу по имени. Хотя, думаю, я могу понять тебя.

-Извини, Милли. Последние три с половиной года я был отвратительным старшим братом, но обещаю, я исправлюсь. Мне просто было необходимо время, после всего случившегося, и на какой-то момент, я забыл обо всех, кроме себя самого. Но этого больше не будет. Я хочу, чтобы ты чувствовала, что можешь обратиться ко мне в любой ситуации. Чтобы знала, что я всегда буду на твоей стороне – укрывшись от меня копной своих темных волос, Милли всхлипнула, но быстро утерла проступившие слезы, когда послышались тяжелые шаги.

Троекратное «черт»!

Виктор!

Его же не должно было сегодня быть здесь!

Глава 4

Леодеган

Я просматривал «Уолл-стрит-джорнел», когда услышал звук открывающихся дверей лифта. Быстро поднявшись и посмотрев в сторону кухонного островка, где сейчас заканчивала последние приготовления для званого обеда Габи, и, поняв, что она не заметила прибытие Пита, я подошел к нему и увел его в сторону.

Играющая в колонках музыка к пьесе «Розамунда, принцесса Кипра» Франца Шуберта  в исполнении оркестра под управлением Вильгельма Фуртвенглера, которая была слышна во всех комнатах первого этажа пентхауса, позволила мне не беспокоиться, что наш разговор останется услышанным.

-Привет, приятель – обменявшись дружеским рукопожатием, я перехожу сразу к делу: – Ты выяснил?

-Прости, но я ничего не смог сделать. У нее был одноразовый мобильник – слова Пита вызвали во мне двойственное чувство: хотелось что-нибудь разрушить и в тот же момент сесть, и ничего не делать. Но на самом деле вся проблема заключалась в сложившейся истине, которая наконец-то дошла до меня и обрела свое законное место.

Все было кончено. Бесповоротно.

Теперь я уже не мог надеяться на последний шанс, который как думал, сможет мне помочь изменить что-то в представлении Габриэллы о жизни. В частности об отношениях между мужчиной и женщиной.