Автомобиль стоял на проселочной дороге, петляющей вдоль линии траншей. Ясно было, что, раз республиканская пехота уже побежала, про этот вариант можно забыть. Борис вновь настойчиво предложил корреспондентам быстрее уходить подальше от передовой.
— А как же вы? — спросил Роман Кармен.
— Немного повоюю и сразу обратно, — шутливо пообещал кинооператору Борис, направляясь к нервно мечущемуся от близких разрывов на привязи скакуну.
— Послушайте! Вы же летчик! — осуждающе крикнул Кольцов уже запрыгнувшему в седло Нефедову. — По-моему, на войне каждый должен заниматься своим делом. Глупо проявлять кавалергардский героизм без пользы.
Борис ничего не ответил газетчику, хотя журналист был прав — не его это дело. Но с другой стороны, если тот, кому это положено по чину, сбежал, командование обязан принять любой оказавшийся на месте событий офицер.
Пока Борис верхом преодолевал полсотни метров до передовой, ему попалось десятка три охваченных паникой солдат. Большинство из них уже побросали свои винтовки и выглядели перепуганным стадом. Нефедов стал опасаться, что весь батальон уже поддался панике. Тогда его попытка спасти положение действительно окажется столь же нелепым геройством, как сражение Дон Кихота с ветряными мельницами.
Выскочив на пригорок, всадник не сдержал счастливой улыбки: в змеившейся под копытами его скакуна траншее еще находилось достаточно много бойцов, оставшихся верными присяге. Они вели энергичный огонь по наступающим вражеским пехотным цепям и, судя по всему, не собирались драпать, как многие их товарищи. Набрав в легкие побольше воздуха и выхватив саблю из ножен, Борис заорал:
— За мной, комарадос! Даешь республику, мать вашу, растак!
И тут же, не дожидаясь, пока пехота подхватит его порыв, Борис заставил коня перепрыгнуть через траншею и погнал его по склону холма навстречу неприятелю. За спиной прозвучал чуть запоздавший вой, вырвавшийся из десяток глоток. И трудно было сразу понять, чего в нем больше — гибельного ужаса, гнева или торжества людей, в едином порыве поднявшихся под пули.
От восторга перехватило дыхание, стук копыт несущегося во весь опор скакуна сливался с оглушительным биением собственного сердца. Не дожидаясь пехоты. Борис увлеченно летел навстречу франкистким солдатам. Он видел, как в него целятся и стреляют, но не думал о том, что ведь могут и попасть. В наслаждении лихой кавалерийской атаки молодой романтик начисто забыл про осторожность и осмотрительность летчика-истребителя.
Испугавшись встречной штыковой атаки республиканцев, мятежники начали быстро отходить. Борис на полном скаку догнал нескольких убегающих вражеских солдат, плашмя ударил саблей по плечу одного из них, конем сбил с ног другого и, не оглядываясь, помчался дальше.
Опомнился он, лишь когда оказался один в глубокой балке — во вражеском тылу. В стороне непрерывно стрекотал пулемет, изредка ухали артиллерийские орудия. В складках сильно пересеченной местности отчаянного кавалериста потеряли и свои, и чужие.
Борис слез с коня, ласково похлопал его по вспотевшей шее. Прислушался. Где-то совсем рядом прозвучали громкие голоса. Разговаривали не по-испански. Вскоре стало понятно, что ищут именно его. В балке показались всадники. Их было четверо. Судя по одежде— мусульмане. Похоже, это были знаменитые туземные кавалеристы — марокканцы, о жестокостях которых среди республиканских солдат ходило много леденящих кровь историй. В плен к ним лучше было не попадать.
Борис прыжком вскочил в седло и погнал коня прочь. Преследователи тут же пришпорили своих лошадей и с дикими воплями помчались за ним. Лошади у них оказались свежее, и вскоре четверо марокканцев окружили Бориса. Показывая друг другу на коня, идущего под неприятельским всадником, они злобно выкрикивали непонятные Нефедову ругательства, при этом яростно округляя глаза и скаля зубы. Марокканцы, конечно же, признали лошадь своего погибшего командира и жаждали жестоко покарать его убийцу. Начался сабельный бой. Вот где Нефедову по-настоящему пригодились уроки Близняка! Не владея хитростями джигитовки, Борис лишился бы головы в считаные минуты.
А так он одновременно отражал удары нескольких вражеских клинков, уклонялся и рубил сам. Вскоре Нефедов завладел карабином одного из убитых им врагов. Лошадью он теперь управлял телом и ногами, оставив руки свободными для фехтования и стрельбы. Несколько раз в критической ситуации Нефедов делал обрыв — нырял под живот своей лошади, имитируя таким образом смерть, для того чтобы выстрелить в противника из-под конского живота.
Возвращаясь рывком обратно в седло, русский снова начинал яростную рубку. Борис все делал автоматически, используя наработанные в манеже навыки. В результате скоротечного кавалерийского боя он сумел в одиночку уничтожить трех марокканцев и вернуться к своим. Правда, когда Нефедов соскочил с коня, на нем были рассечены все ремни, исполосована клинками одежда.