Воздушный штрафбат

Впрочем, в любом полку республиканской армии на вполне законном основании офицер имел законное право расстреливать на месте отступающего подчиненного, а сержант — убить уже самого офицера, если тот приказывал подразделению отходить, не имея на то письменного распоряжения высшего начальства. Но если в интербригадах этим правом редко кто пользовался, то в обычных частях подобные самосуды случались не так уж редко и способствовали созданию обстановки взаимного страха и недоверия.

Естественно, что революционным энтузиазмом здесь и не пахло. Грязные и усталые, живущие от атаки до атаки — солдаты угрюмо смотрели на пижонов, прикативших в легковом авто из Мадрида. Сразу стало ясно, что для героического репортажа эта часть мало подходит, но ехать куда-то еще времени не было — до темноты необходимо было вернуться обратно в город. Поэтому было принято коллегиальное решение работать здесь.

Оказавшись в окопах, московские журналисты сразу принялись за дело. Кармен — живой, подвижный, как ртуть, в репортерской кепочке с пуговицей на темечке и в куртке с многочисленными карманами, обвешанный фото- и киноаппаратурой, феноменально общительный — быстро разговорил нескольких солдат; затем, не жалея пленки, принялся снимать фронтовые будни.

Кольцов действовал более вдумчиво, держался ближе к командирам и больше слушал, нежели сам задавал вопросы, тщательно все записывая в свой маленький блокнот. Нефедов же оказался не у дел и скучал. Он впервые наблюдал наземную войну с ее тошнотворным трупным запахом, окопными вшами, усталыми до отупения, безразличными ко всему липами, и сам себе завидовал: летный труд, хотя тоже тяжел и опасен, но не так удручающе прозаичен. Впрочем, победы в воздухе мало чего стоили сами по себе — без упорства удерживающей фронт — часто в нечеловеческих условиях — пехоты…

После того как журналисты отработали, командир батальона пригласил их отужинать. В рощице, метрах в пятидесяти от передовой позиции, был оборудован блиндаж. Здешние условия по фронтовым меркам можно было назвать вполне комфортными, особенно в сравнении с окопной жизнью рядовых чинов батальона. В полевой квартире комбата даже имелся патефон.

По приказу офицера его ординарец принялся хлопотать над ужином. А миловидная женщина в форме медицинской сестры — видимо, военно-полевая жена хозяина блиндажа — накрывала стол.

Комбат принадлежал к профессиональному военному сословию. Когда-то он командовал батальоном в армии короля Альфонса XIII, а теперь за очень высокое жалованье служил республиканцам.

Возле входа в блиндаж к дереву был привязан великолепный арабский жеребец. Он был оседлан. Пока шли приготовления к ужину, комбат стал рассказывать гостям, что перед ними трофейная лошадь командира табора марокканской кавалерии, убитого во время неудачной для туземной конницы утренней атаки.

— Пока не решил, что с ним делать, — признался офицер. — Лошадь-то больших денег стоит, а я не кавалерист.

Он с гордостью продемонстрировал русским журналистам саблю неприятельского командира в богатых, украшенных драгоценными камнями серебряных ножнах. Взяв в руки клинок, Нефедов сразу обратил внимание, что в нескольких местах его остро заточенное лезвие имело сколы и зазубрины. Судя по этим боевым отметинам, перед смертью погибший марокканец от души порубил саблей по каскам и черепам республиканских солдат.

Внезапно со стороны франкистов начался минометный обстрел. Снаряды с омерзительным воем стали падать и в рощу — поблизости от блиндажа. Лопаясь, они разбрызгивали осколки в радиусе десятков метров вокруг. Журналисты заволновались, и комбат предложил гостям переждать артналет в своем блиндаже. Сам он собрался идти на позицию. Но тут со стороны окопов прибежал солдат. Вид он имел весьма растерянный. Боец что-то взволнованно стал говорить командиру. Бывший вместе с журналистами переводчик вполголоса переводил, и тон его речи становился все тревожней:

— Погиб комиссар, сержанта и лейтенанта тяжело ранило. Первая рота уже побежала. Вторую роту тоже некому удержать — ее командира убило накануне.

Как человек военный, Борис ожидал увидеть, как кадровый офицер без промедления поспешит на позицию, чтобы лично восстановить порядок во вверенном ему подразделении и отразить неприятельскую атаку. Но вместо этого комбат вдруг большими нелепыми прыжками перепуганным зайцем бросился в глубь леса, срывая с себя на бегу знаки различия. За ним тут же устремились сестра милосердия, беглый солдат и ординарец. Немного поразмыслив, примеру земляков последовал и испанский переводчик гостей. Трое русских остались в одиночестве — в чужом лесу, на пути вражеского прорыва. Неожиданное бегство испанского командира на какое-то время повергло их в шок. Первым опомнился Борис:

— Вот что, — обратился он к журналистам, — укройтесь пока подальше в лесу.

— А может, успеем к машине, — неуверенно предложил Кольцов.