Вот мы и встретились

          В сравнении с Японским оно оказалось довольно тусклым. На берег набегала, вернее сказать, наползала пологая мутно-серо-зелёная волна. Пошевелив гальку и грязный песок, она бесшумно уползала назад, в ней не чувствовалось силы, нахрапистости и не виделось красоты. Дальше к горизонту море становилось светло-синим, а ещё дальше – закрытым туманом. Не видно было ни Турции, ни Крыма, ни дальнего маяка, что отрывистым рёвом предупреждал, чтобы на него не налезли по пьяни. Иван Всеволодович протиснулся между заполненными лежаками, снял японские подошвы и вошёл в ползучую волну, упорно выталкивающую на берег оторочку из замусоренной пены.

          - Ёж – твой корень! – невольно пробормотал, переступив с ноги на ногу. – А вода в тёплом море не очень-то и тёплая!

          Но делать нечего, зачем он сюда припёрся? Не затем же, чтобы обмыть ноги? Поискал глазами свободное от лежаков место, снял клёвые шорты, аккуратно сложил на крупную гальку, сверху прикрыл на всякий воровской случай тенниской – без майки уйти ещё можно, без штанов в его возрасте - как-то неудобно, рядом пристроил полиэтиленовые подошвы и шагнул по колено.

          - Ой-ё-ёй!

          Привычные к кирзачам и непривычные к голой почве, свои подошвы съёжились, отказываясь идти дальше. Пришлось сделать волевое усилие и сморщить морду прежде, чем сделать следующие шаги, ощущая нежной кожей колкость мелких острых камешков и подводную прохладу влажного песка. Дна не было видно, не то, что на родном Японском, где сквозь кристально-прозрачную жгуче-холодную волну ясно видны увеличенные водяной линзой, мотающиеся от придонного течения, ламинарные заросли и красивые крупные, обточенные течением и песком камни, становящиеся невзрачными и серыми, когда их выволакивают наружу. И море там! У побережья яркое, зелёно-синее, а дальше – синее-пресинее, и стремительные волны увенчаны серебряными гребнями, наклонно направленными к берегу так, что страшно, как бы остриями башку не срезали, если поплывёшь навстречу. Иван Всеволодович понимает толк, можно сказать – опытный покоритель морей: покорил Балтийское, следующим стало Японское, теперь настала очередь Чёрного. Бр-р-р! И название отвратное, и вода не поймёшь какая. Забрёл по пояс, прогоняя мурашки с ног выше по телу, и, решившись, нырнул руками вперёд, проплыл под водой, пока хватило воздуха, вынырнул, нащупал дно ногами, очутившись в воде по шею, и отфыркнулся, помотав головой. Совсем недалеко прыгали на длинных пологих волнах заградительные буйки – далеко не заплывёшь! Не то, что в Приморье – плыви хоть до Японии! А вода-то в этой средиземной луже и на самом деле тёплая – терпеть можно. Все мурашки соскочили и гребут, наверное, стаей в холодную глубь. С удовольствием поплавал в одиночестве вдоль буйков, пока не ощутил приятную усталость в мышцах рук, и тогда, не торопясь, чувствуя себя морским волком, выбрался на берег и присел, отдыхая, рядом с одёжкой. Солнце уже палило нещадно так, что темечко, лишённое волосяного прикрытия, задымилось, а расплавившиеся мозги, казалось, вот-вот съедут набок. Бледное обрамление лица стянуло обожжённым ожерельем, да и всё белое влажное тело начало интенсивно поглощать не только полезный ультрафиолет, но и вредные инфракрасные лучи, превращаясь в обнажённое красное мясо. Пора одеваться, пока не сварился всухую.

          - Лежак нужен? – услышал за спиной чуть сбоку. Не поворачиваясь, отказался:

          - Не надо.

          И тут же вслед:

          - Девочку?

          И на это заманчивое предложение последовал отказ:

          - Нет.

          А голос не отставал:

          - Травку, таблетки, порошок?

          Тут уже Иван Всеволодович не выдержал, повернулся – в паре шагов от него сидел на корточках чернявый парень в тёмных очках и бейсболке, натянутой почти до носа.

          - Отвали! – рявкнул непреклонный клиент, угрожающе вставая.

          Но благодетель опередил, а увидев странно загоревшее лицо невежи, его большое сильное тело и абсолютно белую кожу, сообразил, что нарвался не на того, что этот нарисовался оттуда, где солнца мало, и, стушевавшись, извинительно улыбнулся.

          - Извини, - и исчез между лежаками.

          Пляж уже заполнился до тесноты муравейника. Почти голый народ бессмысленно сновал туда-сюда. Кто распластался на лежаках, утомлённый процедурами и бездельем, кто ползал в мелкой воде, стараясь увернуться от чужих брызг, иные плавали на матрацах и разноцветных кругах, а большинство скрывалось от солнца под большими выцветшими зонтами, притворяясь, что читают журнал или книгу, и исподтишка рассматривая прелести соседей. Обилие голых тел вызывало отвращение. Особенно старались обнажиться женщины, прикрывшие лоно и грудь минимальными тряпочками, держащимися на узеньких ленточках. Взгляд перебегал с одной на другую, ни на одной не задерживаясь, поскольку все секреты, скрытые обычно одеждой, были выставлены наружу. Особенно удручали обвисшие вялые груди, не поддержанные спецарматурой, а от обилия абсолютно голых задниц рябило в глазах. Что ни говори, а любая одетая женщина выглядит более привлекательной, чем обнажённая. Если, конечно, не в темноте.