Авторов-исполнителей и музыкальных групп понаехало в этом году много, и на концерте разрешается исполнять только одну-две песни, не больше. Хорошо, что ребята мне сыграли, и я в голове уже прокрутила наиболее приемлемые варианты. Выступление наше прошло на «ура», Инга драйвово пела, мы играли с мощнейшей энергетикой, так что публика «стояла на ушах».
Я собиралась послушать других, но кто бы мне дал – уже тащат отмечать наше успешное выступление и мой дебют. Как бы мне «раствориться в тумане»? Мой организм просто не вынесет такого количества спиртного. Решаю исчезнуть под предлогом туалетной надобности. Макс увязывается провожать, еле отбиваюсь.
Здесь есть один общественный туалет для всех, вполне приличный. Только я забыла, где он находится. Ладно, пойду куда глаза глядят, язык до Киева доведёт. Спрашиваю дорогу у попадающихся «аборигенов» и благополучно добираюсь до нужного места. Хм, а вот обратно куда идти-то? Я ж не помню, где наша палатка. Ладно, была – не была, авось найду. Стремительно темнеет, и во мне зреет тревога, что я не отыщу свой родной костерок.
Прохожу мимо многочисленных костров и разношёрстных компаний. Везде свои песни, свои беседы. Некоторые песни совсем не знаю. Если цепляют по тексту или энергетике исполнения – останавливаюсь послушать.
Мгновенно ложится на душу песня-отчаяние про безнадёгу и крылья под капельницей. Дослушав её до конца, спрашиваю, кто автор.
– Песня Вени Дркина, – отвечает исполнитель. – Я на «Оскольской Лире» услышал.
– Веня классно поёт, – добавляет кто-то сбоку. – И песни крутые. С одной стороны – стёбные, а с другой – романтические. Эдакая стёбная романтика. И какая-то сила внутренней правды. Колоритная смесь.
Веня Дркин. Ещё одно новое для меня имя. Стараюсь запомнить.
Совсем не вписываются в стилистический ряд фестиваля песни, что горланит местная молодёжь, приехавшая «оторваться» под предлогом музыкальной тусы. То тут, то там периодически слышится «Сектор Газа» или Цой, но чаще других – звучащая гимном песня «Чайф» с зубодробильным «ой, ё-ооо!».
Также среди самого востребованного ближе к полуночи репертуара – Егор Летов («Гражданская оборона»), у которого «всё идёт по плану» и Ромыч Неумоев («Инструкция по выживанию»), который «не виновен»
Ночь, темень. Что-то я совсем запуталась среди палаток и костров. Пожалуй, я не отыщу своей палатки, у меня по жизни топографический кретинизм. Пристраиваюсь у какого-то костра – отсидеться, отогреться. Тут, видимо, любители поэзии обитают. Какая-то девушка вдохновенно читает нараспев, но никто не слушает, все болтают каждый о своём.
Справа от меня разговаривают парень с девушкой. Я навострила уши. Говорит парень:
– Любой круг – это уже магия, а тем более человеческий круг. Мы сидим сейчас по кругу у костра. Двойная магия – круг и огонь в центре.
– Ну да, все ритуальные действия совершаются в кругу или по кругу, – соглашается девушка. – Даже ангелы на небе, судя по отдельным религиозным источникам, водят хороводы, взявшись за руки и радостно воспевая благозвучные песни.
– Посмотри, сколько вокруг костров с сидящими по кругу людьми! И все что-то поют. Сегодня здесь образуется невероятное по ментальной силе магическое действо!
– Да. Жаль, – вздыхает девушка, – что наш народ забыл свои ритуальные песни, которые, собственно не пелись, а игрались – по кругу. Песня всегда сопровождала ритуальный танец и носила сакральный характер. Забыли мы их. А какие они были красивые – не то что сейчас – одна-две голосовые партии, и всё. А раньше-то минимум – четырёхголосие. Это какая ж красота!
– А главное – для здоровья полезно. Длительный звук «а», например, улучшает работу сердца, – добавляет парень.
– Хотя, ты знаешь, – привносит в разговор нотку сомнения девушка, – я считаю ритуальные песни массово-безликими. Их цель – из отдельных людей создать некую безлико-общую единую структуру.
– Но согласись – это единое целое обладает мощнейшим энергетическим и в то же время магическим зарядом.
– Ну, тут трудно поспорить, – кивает в знак согласия девушка. – А вот в современной музыке противоположная задача: музыку из массово-безликой превратить в индивидуально-пронзительную, но тоже с мощным энергетическим запалом. Что мы и наблюдаем в лучших образцах рок-музыки конца тысячелетия. Раньше установка – не выбиваться из единого хора, а теперь наоборот – выбиться, самоутвердиться.
– А вот у нас в Свердловске, то бишь Екатеринбурге, Боря Рыжий – вот это поэт так поэт, – задушевно уверяет меня некто над левым ухом, – предлагаю выпить за него.
– Не знаю такого, – пытаюсь я отделаться от стакана, назойливо впихиваемого в мою ладонь.
– Не повод, – не соглашается собеседник. – Сейчас познакомлю с творчеством.
Я было хотела ретироваться, но стихотворение про тело, висящее «словно плащ на гвозде», цепляет.
– Пожалуй, за это можно и выпить, – решаю я.