Воспитанник Шао. Том 1

Он не торопился. Вечность, как и он сам, приостановилась в колыхании времени. Взгляд его был связан более с воспоминаниями прошлого, нежели выражал обычный интереc. На кого из прошедших в памяти мог походить этот юноша, который в пересказах монахов достоен был большего, нежели участи изгнанника-беглеца.

Этот упрямый взгляд — взгляд Большого Чемпиона. Осанка, манера скромной выдержки — это от настоятеля. Мягкость движений, легкий наклон головы во время задумчивости — это от Пата. Как смогли слиться сложные, трудно уловимые качества железных монахов в их стойком воспитаннике, который сумел в трудностях и лишениях ни на шаг не отойти от наставлений своих отцов? Какой силой, вящей убедительностью должны быть насыщены слова, чтобы так зримо, с корнями истины могли впитаться в воспитанника, сохраниться в нем, дать жизнестойкие ростки личного мировоззрения и убеждения? И все же он — юнец. Юнец, несмотря на уважительные шаги.

Мудрец приподнял посох, поставил. Долгий вдох вновь ввел его в задумчивую нирвану.

Как молод в сравнении с ним этот мальчик. Что можно сказать ему в длительное напутствие после убедительных слов, сказанных его опекунами? Чего может не хватить юноше, снова одиноко отправляющемуся в бурное течение мирской житии? Сможет ли он без обиды разобраться в ней? Не озлобится ли?

Великий гуру поднял веки.

— Маленький Рус, природой каждому дана возможность до конца оставаться верным себе. Но не каждый живет в тех условиях, которые позволяют держать свое лицо таким, какой ты есть в своих убеждениях. Да, ты человек направленной воли, цепкий. Но тебе одному разящие преграды жизненных буреломов, по складу имеющегося ума и опыта, не обойти. Без поддержки ты погибнешь. Погибнешь, как не приспособившийся. В тебе стоящая, но голая правда. Она не защищена. Живуче то, что умеет защищаться.

Голое дерево сохнет. Кора сохраняет дерево для жизни. Нет в жизни ничего второстепенного: все важно, все решающе.

Но это думаю я, размышляю для тебя. Ведь впервые вижу твою послушную голову. Наверное, в каждом врождено выдавать свои собственные соображения за действительные, соответствующие сути. Особенно, если говорить о том или о чем, кто опровержений высказать не может. В таком случае можно говорить что угодно и развивать свои идеи в выгодном для себя свете. Можно философствовать, гуманизировать, удивить знанием особенностей человеческой психики.

Мудрец остановил свою витиеватую речь, потрогал окладистую бороду. Внимательно взглянул на неподвижного Руса.

— Если человек несет ответственность за свои слова, он не будет говорить там, где его готовы выслушать. Если же ответственности нет, индивидуумы соревнуются между собой в глубочайшем толковании известных истин. Хлебом не корми: дай высказаться, выставить человека так, как сам желает понимать. И будь уверен, докажет, если ему это очень надо. Ведь каждый факт можно обкусать по-своему. А если два, три, несколько. Можно выложить цепь умозаключений таким образом, что истина останется заваленной словами. Кто и когда сможет тогда восстановить справедливость?

Беспристрастность.

Где она?

Люди ищут выгоду в словах. Истина отодвинута на дальние полки пыльных архивов. Суть переместилась из положения «стоя» в положение «лежа». Никто не видит и уже не ищет. Никто ничего не хочет, не желает, не стремится. Одна цель: дарственный покой, благополучие.

Вот и зависимость.

Где же тогда беспристрастность?

Каждый в какой-то степени зависит от другого.

Неестественность естества. Безмолвие истины.

Хорошо ли?

Если цель благородна, зависимость помогает. Если же нет, то прогниль возможного выдавливается наружу. И вот уже в этом случае они управляют человеком обидчивым, тщеславным. И вот тогда…

Гуру перевел дыхание, медленно обволакивающим взором посмотрел на горы.

— Тогда никто не верит, что истина может существовать. Что люди, сами по себе милые и добрые, могут сострадать. Но… Но, как ветры ураганные, злобно иссушающие душу, разрушающие все прекрасное, нужное, так и слово, вылетающее из язвенных уст, не то говорящее, разрушает, предает забвению все, что создает человек, поистине творящий доброе, высокое.

В подобном положении оказался и ты. Голос правды в твою защиту слаб по сравнению с речью тех, кто сидит в кожаных креслах. И не важно, кто ты и что ты. Ты пришелся не ко двору. Пусть в тебе умирает гений, но пока силы добра могут лишь думать о сохранении твоей жизни не больше. И так было во все времена со многими людьми, чей голос звучал выше хора бездарных бюрократов.