Воспитанник Шао. Том 1

Найдет ли человечество ответ на этот стенающий вопрос? Годами сижу я здесь: размышляю. Изматывающие мысли наводят на меня такой страх, что сердце камнем цепенеет. Спазмы душат. Возникает бредовое желание взобраться на Джомолунгму и закричать на весь свет: «Расслабьтесь — люди. Сбросьте напряжение. Исчезнет злоба, страх друг перед другом. Человек сумеет стать по значимости никак не меньше Вселенной, ее необъятности, ее реальности». А так все видится, как в кошмарном сне: долгом, мучительном.

Думаю я: многое из того, что происходит, — от скоротечности жизни. Мал век человека: вот и лезет он вон из кожи, чтобы суметь за свои три-четыре десятилетия осознанной жизни перепробовать, перевидеть все известное. А ведь природа не планирует смерть. Человек должен жить в пределах представимой чувствительности. Даже сейчас двести лет — тот срок, который все должны перешагивать в силе и здравии. А так седина молодой жизни не дает людям накопить опыта и времени, чтобы уже в спокойных годах рассуждать о большем, нежели о никчемной плоти преходящего. Как правильно было бы, чтобы на земле существовал совет известных старейшин-мудрецов, которым за сто. Не неслась бы тогда по земле та вонь из уст, жаждущих войны, которая холодит разум, холодит прогресс.

Ты, Рус, уходишь. Уходишь в далекие страны. Как хотел бы я дать тебе волшебную палочку или чудокнигу, чтобы смог ты принести людям больше добра, быть в рядах тех, кто с упорством возгорающей звезды освещает пространство своим разумом, силой цели, радостью бытия. Но я могу дать только свое слово, свою надежду, свою веру, что ты также будешь стоек в жизни, как твои незабвенные наставники. Есть в тебе большой сила, чистый разум. Ты молод, поэтому должен идти твердо тропой истины к истине: общечеловеческой, сущей. Помни. Помни всегда. Пусть это будет тебе волшебным словом, которое поддержит тебя в длительном путешествии по жнзни. Я верю в тебя. Нужен будет совет — приходи, я отвечу. Во мне еще много жизненных сил. Такие сыны, как ты, придают мне силу и бодрость, оптимизм, веру в будущность и светлое человечества. Я же, холодным разумом, буду цепляться за нирвану. Хочу душою прочувствовать пространство и время. Оно приблизит меня к материальной истине Вселенского Абсолюта. Ты еще успеешь увидеть меня. Приходи.

* * *

— Динстон, вы постарели.

— Я не печалюсь, сэр.

— Осунулись, скисли. Китай не пошел вам на пользу.

— Как сказать, сэр.

— Я имею в виду ваше здоровье.

— Лишний вес не способствует динамичности. Но почему, сэр, вы вдруг заинтересовались моим здоровьем?

— Ваше пребывание в Китае считаем достаточным. — Динстон насторожился, но его лицо сумело сохранить послушную невозмутимость. — Времени, проведенного в столь словоискусной стране, достаточно, чтобы вам предоставить очередное продвижение, — скромной улыбки Динстон сдержать не мог. — На ваше место имеется кандидат. Ему полезно будет встретиться с вами. Общие интересы и интересы дела требуют продолжительной, оказавшейся довольно непростой миссии. Сейчас мне хотелось бы от вас вкратце услышать: состоятельна ли та цель, которую мы ищем в горах? Ваше мнение. Ведь, как ни крути, но их ловкий парнишка вполне являет собой пример того эталона подчиненного, который мы с таким тщанием долгие годы разрабатываем в наших лабораториях. Что вы сможете сказать? Чем руководствуются монахи? Что используют облаготворения своих целей?

— Не знаю. Не могу сказать. Но сам воспитанник и не мог быть чем-то иным. Монахи вырастили его таким. Как, между прочим, и остальных своих приемышей. Это организация, имеющая свою цель и готовящаяся к ее достижению. Это требует подчинения прочих условностей.

— Логично, полковник, хотя в какой-то степени ваши краски сгущены. Янычар тоже воспитывали с детства в определенном духе, но не очень-то они следовали послушанию.

— Для меня это слишком высокая истина, где могу лишь сказать, что янычар растили воинами без голов. Пусть разбирается Маккинрой: он более тонкий толкователь туманных истин.

— Но и в вас, я вижу, проснулись изыскательные тенденции.

— Отчасти, сэр. В основном те, что были связаны непосредственно с моей деятельностью.

— Ну чем не доктор, Динстон. Вы стали сурово объективны. Такие сотрудники требуются при нашем аппарате. Еще долго придется хлебать китайский чай. А он горяч, хотя и ароматнейший.

Тренированная улыбка, жест, подсказывающий окончание аудиенции, и Динстон, старательно кивнув, исчезает за лакированной дверью.

— Сэр Маккинрой, ваша медлительность ничего мне не объясняет. Только наводит на грустные соображения.

— Сэр, Китай не та страна, в коей желаемое обретает действительность за планируемый период.

Лицо хозяина кабинета придавлено озарилось подобием усмешки. Пытливые глаза на холеном лице контрастировали с благожелательной мимикой.

— Может быть, Китай не та страна, в коей вы можете успешно реализовать возможности вашего интеллекта, сэр Маккинрой?

— Эта страна не для практики перед очередным назначением.

— Интересно. Вы, наверное, настойчиво ожидаете, что нужные превращения сами произойдут по прихоти неудобных китайцев?