Динстон не глядел вслед. Раскурил новую сигару. Резкий звонок аппарата вывел его из приятной задумчивости. Он поднял трубку. Благодушное лицо резко сменилось растерянной выжидательностью. Несколько поддакнул в трубку и извиняюще пролепетал:
— Но, сэр, самолеты уже на земле… Попробую, сэр… Слушаюсь, сэр.
Он подавленно опустил трубку. Мысли бешено крутились местью вокруг Маккинроя.
Бравый Динстон сидел обескураженный.
Перед ним, покуривая трубку, с видом известного Мюнхаузена, прохаживался один из предупрежденных репортеров. Он, деловито тыча в потолок, рассерженно рассказывал:
— …Я и впрямь рассчитывал на нечто эффектное, неожиданное. Столько пленок заготовил. Устроился в диспетчерском пункте аэропорта, благо по знакомству пропуск имел. Навел аппарат, жду. Вокруг размеренно суетились сотрудники. Я внимания не обращал. Но после прихода какого-то одноглазого персонал оживленно затараторил между собой: лыбились, скалились. Общий смешок не вызывал сомнений, что я представлял для них объект повышенного внимания. Но, терпеливо ожидая иной волны интереса, скромно сижу, жду. К моему удивлению и разочарованию, искомый самолет с посадочной полосы повернул не к месту высадки пассажиров, но в сторону, к цистернам с горючим. Я направил камеру: пару метров заснял. Жду. Самолет стоит. Дверцы в нем не открываются. Трап не подъезжает. В диспетчерской китайцы, как ни в чем не бывало, принимают очередные самолеты, а к этому никакого интереса не проявляют. Прошло полчаса. Я продолжаю терпеливо ждать. Что гвоздь в стене, ничего не понимаю. Показываю рядом сидящему сотруднику, и тот, сволочь, хитро пожимает плечами. Наконец мне надоела немота комедии. И я смутно начинаю подозревать что-то неладное внутри. Сбегаю. Аппарат со мной. Но какой-то паршивец, не дав мне добежать десятка ступенек, подставил ножку, да так искусно, что я не просто полетел на пол, а подлетел кверху так, что кишками почувствовал невесомость, перевернулся в воздухе, забыв про камеру, и так ударился о бетонный пол, что не скоро вспомнил, чего приплелся в порт. Кряхтя и проклиная вас, уважаемый Динстон, пошел туда, где кучками стояли любопытные. Я их не интересовал. Там меня поразила картина. Наши здоровенные герои лежали пластами на пешеходных переходах. На груди каждого покоился его пистолет; длинноствольный, с глушителем. Шесть парней. Седьмым среди них был репортер с Майями. Я его неплохо знал. Оказывается, он тоже имел при себе оружие и не избежал общей участи. У входа в здание какие-то мухачи-подростки залихватски молотились с нарядом полиции. Короче, картина немой непредсказуемости. Ни шума, ни гама. Ничего не ясно, ничего не понятно. Как в дурном сне. Но я хоть и выл от боли в костях, остался наблюдать. От моей камеры — футляр с болтающимися запчастями. Тороплюсь записывать по следом болезненных впечатлений. Наконец к самолету подъехал трап. Рядом стоял уже второй лайнер. Но никто из них не вышел. Как потом оказалось, японцы потребовали везти их обратно со всеми имеющимися пассажирами. Боюсь, как бы фанаты-самураи не перебили в салоне китайцев. Печальная история.
— Все боятся, трясутся, — негодующе вспылил полковник. — Доллары пересчитывать, так всю жизнь, две жизни. Как отрабатывать, так шкура зудом ходит. Бессмертные. Липко в штанах стало, когда кто-то смышленый на пути оказался. А сами? Сообразить бы чего, так фантазию к стенке приперло. А заверяли меня, убеждали. Козлы подворотные.
Маккинрой беспощадно сверлил жалящими глазами Динстона.
— Они бессмертные и то с оглядкой действуют. Подвергают сомнению каждый ход. А вы? Хорошо в кабинете трепаться. Чужих жизней не жалко. Занятно подсчитывать потери. Я все в догадках, почему это вас монахи еще не лишили жизни. Теперь попятно: им с вами проще выпутываться из осложнений. Ваши потуги — только разминка для их верткого ума.
— Заткнитесь вы, эксперт. Много себе позволяете. Вижу, мои неудачи для вас очень живительны. Нашептываете по телеканалу. Слизень. То-то вы имеете много знакомств на берегах всех океанов.
Но Маккинроя только успокаивала явная неприязнь полковника.
— Учитесь действовать без ненужных жертв. Вы проблему, интересующую только нашу компанию, превращаете в материал, доходный для газетчиков и ухватистых писак. Вы агент, которого не должны видеть, не должны слышать, лезете со своими широкими лапищами и громким рыком в киногерои.
Бычья шея Динстона вздулась, пошла красными пятнами. Исподлобья глядя на эксперта, капральски загремел:
— Что вы все около меня крутитесь? Найдите свой прилавок и не высовывайтесь, пока не попросят! Не для вас эти сферы.