Но — приказ.
Лейтенант спешил. Он хорошо ходил в горах, но сейчас психовал на каждый неудачный шаг. Ночь, камни, неровности, ветки и черт знает что еще навалено, будто специально, в этой дикой местности, От усталости уже просто ни на что не обращаешь внимания. Если кто-то неловко падал, его обходили и угрюмо, как кочующее стадо, шли дальше. Тело под жилетом представляло размоченный кусок мыла. Организм бешено работал, как сплошной комбинат выделения пота. Глаза затекали. Каски с поднятыми забралами гнули вперед голову, шея остро ныла. И все же Пок, не глядя и не обращая внимания на все препятствия, шел и шел. По возможности, где это еще допускала местность, переходил на тяжелый бег.
О важности задания он догадывался по той оперативности, с какой выполнялись все приказы полковника. Появилась возможность отличиться, и лейтенант не жалел ни себя, ни людей. Делал все возможное, чтобы скорость передвижения группы поддерживалась на крейсерской миле. Благо, что в отряде находился майор Вэн. Чем более устанет офицер Чана, тем убедительнее будет его доклад полковнику.
Шестой час стремительного марша. У Пока начало больно рябить в глазах от мелькавших теней различных предметов в свете фонаря. Буквально все мешало и препятствовало быстрому передвижению. Темп спал. Солдаты тяжело дышали. Группа растянулась на двести, а то и более шагов. И это каких-то сорок человек. В другое время подобной растяжки не потерпел бы, но сейчас, когда сам, как кусок банного мыла, был скользким и измочаленным, внутренне благодарил оперативников за их терпение и службу.
Горы. Красивы, но безжалостны. Гордые. Безучастные. Таящие в себе непредвиденное, немыслимое.
Хранящие легенды, удивительную историю. Их обожествляешь и опасаешься. Сторонишься. Но все равно невольно тянешься к ним, как к чему-то серьезному, доверительному. Как к старшему по родству душ, мыслям, вековому молчанию, скрытому уважительному пониманию. Они притягивают своей мощью, колоссальной громадой, недвижимой величавостью, постоянством существования. Свидетели жизни человеческой. Рядом с ними остро сознаешь, что ты сын, сын земли, ее крохотное создание. И как ни высок ты в своих дерзаниях, будешь стоять у подножия вечных исполинов и с замиранием сердца и мысли взирать на них, сравнивая свое обыденное с их неподражаемым величием. Насколько великое сочетается с малым и малое повторяется в большом! Существует ли нить духовного между одушевленным и неодушевленным? Природа лишнего не терпит. Века намывают нить единения, приближают понятие единого и общего…
Светало.
Отряд так самозабвенно летел вперед — растягивался, спотыкался, стягивался, так каждый думал о своем, что когда первый резко остановился, последующие натыкались на его спину, словно слепые котята.
Не избегнул этой участи и Пок. В забытьи мыслей не заметил, как его обошло несколько человек. Более от усталости, чем по традиции облегченно выругался. Хлопнул спереди стоящего. Задние продолжали напирать. Лейтенант посмотрел вперед.
Оперативники столпились и молча взирали по сторонам. Поднял глаза и командир. От неожиданности в шее еще больше заломило.
— Назад! В укрытие! — прохрипел он чужим голосом. Колени дрожали, тряслись и руки. Резко рванул в сторону за скалистый выступ. Мигом прошмыгнули рядом сотрудники.
Не понимая себя, глупо смотрел лейтенант вперед. Там, на скалистых вершинах, освещенные косыми утренними лучами багряного солнца, гротескно и грозно высились силуэты в черных монашеских одеяниях. Автоматы зловеще блестели полированными стволами. В стороне, на самой удобной точке, стоял пулемет. Три монаха, на расстоянии друг от друга, стояли, словно небесные пришельцы, в полный рост, скрестив руки на груди. Темные очертания жутко и страшно выделялись на фоне кровавых красок вершин и бледно-голубого неба. С минуту зачумленно глядел Пок на нежданно объявившихся в этих труднодоступных местах незнакомцев. Их было немного. Но единственный проход на несколько миль вокруг закрыт. Решительная воинственность, с которой стояли монахи, отбивала всякую охоту ввязываться с ними в перестрелку.
Пок нервно кусал губы. Время шло. Что с приказом? Жестом показал солдатам рассыпаться шире. Подозвал радиста. Но чего-то выжидал. Оттягивал решительную минуту.
— Над чем задумались, лейтенант?
Пок пригнулся от неожиданности. Рядом стоял Вэн, без бронежилета, вроде как не уставший, и хитро смотрел на лейтенанта.
— Рассчитываю, сможем ли монахов плотно огнем прижать к земле и частью бойцов рывком прорваться на ту сторону, а там зайдем в тыл. Не более четверти часа и, думаю, если маневр удастся, то с ними покончим.
Пок во всем старался мыслить солидно, весомо. И тон, и лицо говорили о большой работе мысли.
— Не сможете, товарищ лейтенант. На вас лица нет. На других тоже. Обоснованные действия вы сможете предпринять не ранее, чем минут через двадцать отдыха. У вас руки дрожат. Как можно прицельно стрелять? И потери. Подсчитали, во сколько это выйдет?