Читаем Воскрешение Лазаря полностью

Даже удивительно, рассказывала Катя тетке, как не то что редко, а неровно, что ли, я обращалась к Господу. В детстве и в юности была очень набожной, куда набожнее, чем сестра и родители, которые ходили в церковь лишь по праздникам. И потом, когда стала жить вместе с Феогностом, молилась каждый день, а прежде, в студенческие годы, ходила в церковь за все время раз пять-шесть, и не хотелось, и не вспоминала. В общем, было не надо. И при Феогносте, уже в Нижнем, ей казалось, что молиться не обязательно, Феогност достаточно молится за них обоих. Когда Феогност ушел с кафедры и она увидела, что с юродством у него ничего не получается, она вновь, причем по-детски истово, стала молиться, просить Бога, Деву Марию и Святых угодников, чтобы они ему помогли. Убеждала их, что Феогносту необходимо помочь, что он искренне хочет лучше служить Богу, иначе бы не ушел с епископии. Феогност в то время, если речь заходила о церкви, отзывался о ней почти враждебно, она же, наоборот, лишь выдавалась свободная минутка, – бежала в соседней храм и там, будто ребенок, все просила, упрашивала Деву Марию, все уговаривала ее. А живя с Костиком и здесь, в тюрьме, она снова, хотя на ночь и молилась, но без души, наскоро.

В тюрьме, рассказывала Катя, у нее было ощущение, что она и люди, на которых от нее требовали показаний, образовали нечто вроде братства, и теперь друг за дружку держатся, друг другу помогают, и она безумно боялась оказаться среди них самой слабой, сдаться первой и погубить остальных. Многих она давно и хорошо знала, в основном через Феогноста, некоторых знала лишь по фамилии, о прочих и вовсе слышала первый раз в жизни, но, что затевается, из этого набора понять было нетрудно. Родители Костика – разведчики, очевидно, перебежали на «ту» сторону, и Лубянка решила отыграться новым большим процессом. Главными обвиняемыми на нем должны были быть известные деятели церкви и старые профессора – богословы, философы, связанные с теологией. Они или прикрывали шпионскую деятельность, или собирали информацию, а передавали ее агентам священники во время исповеди. Дело должно было быть очень крупным, может быть, вообще стать прологом к запрету Православной церкви.

И вот в день, когда Катя поняла, что сил у нее больше нет и сегодня она подпишет, что от нее требуют, вдруг все кончилось. Как только ее привели на допрос, следователь, ни о чем не спрашивая, положил на стол протокол, в котором ничьей фамилии, кроме ее, не было. В новой бумаге значилось лишь, что она, Катерина, самостоятельно, ни с кем не сговариваясь, обязалась перед родителями Костика, А. И. Казминым и Е. М. Казминой, узнав, что они перешли на сторону врагов советской власти, через финскую границу переправить их сына на Запад. Дабы она не сомневалась, что дальше запираться глупо и Катины показания никому, включая родителей Костика, повредить не могут, следователь показал ей французскую газету «Монд» от пятнадцатого февраля тридцать первого года, где говорилось, что резидент советской разведки во французском Индокитае Казмин с женой, тоже разведчицей, выдал всю советскую агентурную сеть и на прошлой неделе получил во Франции политическое убежище.

Это был такой удар, что Катя, прежде чем поверить своим глазам, несколько раз перечитала протокол и лишь затем расписалась. Что она подписывает собственный смертный приговор, ей и в голову не пришло. В камере она, конечно, поняла, что получит «вышку», но огорчилась мало, на себе она давно поставила крест, боялась одного – потянуть за собой других.

А дальше Особое Совещание за измену Родине в форме пособничества шпионажу дало ей всего десять лет и она вернулась в камеру Крестов, правда, в новую, и стала ждать этапа. Это было неслыханное везение, второе подряд, но полоса его и не думала кончаться. В камере на третий день после приговора Катя при побудке обнаружила, что у нее отнялись ноги, три недели она провалялась в тюремной больнице, а потом, когда немного пришла в себя, снова начала ходить, была актирована и вместо северных зон отправлена в инвалидный лагерь Кострищево на Алтай.

Больницей в Кострищево заведовал бывший прихожанин и старый знакомый Феогноста Борис Семенович Огнев. Он окончательно поставил ее на ноги, а позже сумел пристроить к конторе стирать белье для начальника лагеря и опера. Оба жили с семьями в километре от зоны, в поселке вольнонаемных, и Катя ходила к ним не только за бельем, но и прибраться, так что вдобавок ее через месяц расконвоировали.

После тюрьмы и следствия Кострищево было настоящим раем, и скоро она почувствовала, что приходит в себя. Катя говорила тетке, что жизнь в лагере была спокойной, на ее старательность, аккуратность не жаловались, и на доставшееся Кате место никто не посягал. Она стирала на речке белье, гладила его, убиралась в доме, и ничего не мешало ей думать, например, о Костике и Феогносте, вспоминать их и о них молится.

Перейти на страницу:

Все книги серии Улица Чехова

Воскрешение Лазаря
Воскрешение Лазаря

«Воскрешение Лазаря» Владимира Шарова – до предела насыщенный, лишенный композиционных пустот роман, сквозь увлекательный сюжет которого лукаво проглядывает оригинальный историософский трактат, удивляющий плотностью и качеством мысли. Автор берется за невозможное – оправдать через Бога и христианство красный террор. Или наоборот: красным террором оправдать Бога. Текст построен на столкновении парадоксов: толстовцы, юродивые, федоровцы, чекисты, сектанты, антропософы – все персонажи романа возводят свою собственную утопию, условие построения которой – воскрешение мертвых, всего рода человеческого, вплоть до прародителя Адама… Специально для настоящего издания автор переработал и дополнил текст романа.На сегодняшний день Владимир Шаров – чемпион по литературным провокациям, а его книги – одно из любимых чтений русских интеллектуалов.

Владимир Александрович Шаров

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Поцелуй Арлекина
Поцелуй Арлекина

«Поцелуй Арлекина» – полный таинственных странностей роман, составленный из четырех циклов рассказов. От имени своего «старого доброго приятеля» Валерьяна Сомова автор описывает жизнь героя, с которым то и дело происходят невероятные события. Все начинается в Петербурге, странном пространстве, известном своей невероятной метафизикой, потом герой оказывается в тихой малороссийской деревне, современной Диканьке, по-прежнему зачарованной чертовщиной, после чего он перебирается в Москву – «шевелящийся город»… Но главное в этих историях – атмосфера, интонация, фактура речи. Главное – сам голос рассказчика, звучащий как драгоценный музыкальный инструмент, который, увы, теперь редко услышишь.Специально для настоящего издания автор переработал и дополнил текст романа.

Олег Георгиевич Постнов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги