Воскрешение Лазаря

О подоплеке Натиного письма я, Аня, могу лишь догадываться. Подозреваю, что она следующая. Москва - город не слишком большой, и Колю, хоть он и уходил на рассвете, а возвращался ночью, время от времени наверняка встречали знакомые. В общем, рано или поздно до Наты должно было дойти, что ее мужа, о походе которого во Владивосток наслышаны были многие, видели в городе. Или его самого, или человека, как две капли воды на него похожего. В любом случае, дело здесь явно нечисто. Не исключаю, что сначала Ната от подобных разговоров отмахивалась, ведь ей тогда уже приходили от Коли письма из Вереи, Боровска... Но и Спирин от своих топтунов и сексотов получил донесение, что Коля Москвы вправду не покидал, он по-прежнему в городе и сейчас скрывается у Лемниковой.

Спирин новостью был буквально разъярен, что я вычитал в Натином письме, кричал, что его и Нату провели, будто малых детей, и он это так не оставит. Не хочет Коля по доброй воле идти во Владивосток, пойдет этапом на Воркуту. Впрочем, его угрозы стоили немного. Спирин знал, что арестовать Колю Ната ему никогда не даст. Кричал же он, отчаянно боясь, что однажды Коля пойдет не к Лемниковой, а вернется обратно на Полянку и их с Натой жизнь, которая лишь начала налаживаться, рухнет.

Надо отдать Нине должное: на Натино письмо она ответила без обычной взвинченности, спокойно и разумно. Подробно рассказала, когда и каким Коля у нее появился, написала, что и сейчас он каждое утро уходит из дома в этот свой поход, и она совершенно не знает, вернется ли он или на сей раз все в порядке и он, как и задумал, уже идет по Калужскому шоссе сначала на юг, а потом к Владивостоку. Она соглашалась, что, возможно, поступила неправильно, сразу не написав или не позвонив Нате с работы, но оправдывается тем, что Коля заставил ее поклясться, что она никому ничего не скажет, во-первых, потому, что он панически боялся, что "органы" его арестуют, а во-вторых, утром он собирался уйти.

Дальше Нина переходит к Натиным обвинениям в неблагодарности. Тон здесь не такой извинительный, но держится она вежливо. Пишет, что мужа никогда у подруги не уводила и, соответственно, на чужих бедах собственного счастья не строит. Неправда и то, что она не отдает долги. Наоборот, замечает Нина, ей казалось, что в платежах она весьма исправна. Не надо делать из нее дурочку: она немало прожила на Полянке и прекрасно видела, что Спирин и Ната только и ждут, дни считают, когда Коля отправится в свой Владивосток и они смогут остаться вдвоем. Она, Нина, им тоже мешала, почему Спирин и выбил ей комнату в Спасоналивковском. Но неважно, почему она получила жилье, за комнату Нате и Спирину она и сегодня готова ноги целовать. Однако почему Ната не помнит, что Коля ей и ее сожителю оставил, фактически подарил трехкомнатную квартиру на Полянке, а сам перебрался в задрипанную коммуналку? Получается, что обмен для них вышел не худший.

И дальше: "Ты забываешь, в каком виде Коля ко мне пришел, забываешь, что я уже три месяца хожу за ним, как за малым дитем, что я целиком и полностью его содержу и хорошо знаю, что содержать буду всегда. Думаю, на сей счет и ты не заблуждаешься. Последнее: ты пишешь мне так, будто хочешь одного - чтобы завтра Коля со своей Калужской заставы пришел не ко мне, а на Полянку. Извини, но я не верю".

По-видимому, Нинино письмо возымело действие, и следующие Натины послания спокойнее. Конечно, прежняя их переписка была другая, обе стали куда холоднее, а главное, аккуратнее, "уколы" встречаются, но от них легко откреститься. Ясно, что и Нина, и Ната боятся дать повод для разрыва. Темы не изменились: спектакли, общие друзья, но это антураж, обеих интересует один Коля, любые связанные с ним мелочи. Здесь равенство. Судя по тому, как отвечает Нина, я бы сказал, что обе они признают друг за другом право и говорить о Коле, и все о нем знать. Коля становится основой их отношений, кстати, весьма стабильных. Почти без изменений переписка продлится больше четверти века, вплоть до смерти Наты в пятьдесят третьем году.