Воскрешение Лазаря

Следует отдать Спирину должное, он долго пытался убедить и Феогноста, и Колю, что вопросы, которые они с таким жаром и так ультимативно обсуждают, могли бы быть посерьезнее. В частности, на второй день он спросил у обоих, почему бы им, не дожидаясь подхода основных сил, не вступить в бой с теми, что уже есть, или даже не сразиться один на один. Что от поединка они откажутся наотрез, он не сомневался, но, во-первых, чем черт не шутит, а потом ему хотелось посмотреть, что они ответят. Братья его предложение даже не стали обсуждать. Феогност лишь заметил, что личного противостояния между ним и Колей нет, сам Коля ему давным-давно безразличен. Коля же сказал, что - да, подобный поединок был бы желателен, но единственно потому, что пролилось бы меньше крови, в остальном он с Феогностом согласен: схватка между ними мало что решит. Кроме того оба согласились, что сотнями тысяч их сторонников, которые вот-вот соберутся на Ходынке, кто-то должен руководить, иначе все превратится в такую же бессмысленную давку и смертоубийство, какое было во время коронации Николая II.

В общем, дела выглядели удручающе, и Спирин пару дней спустя сказал навестившей его на командном пункте Нате, что, может, и зря он эту историю затеял: шарик надул большой-пребольшой, но стоит ткнуть иголкой - останется один фук. Кстати, и Феогност, и Коля тогда уже постоянно находились на командном пункте вместе со Спириным. Феогност обычно сидел от него по правую руку, Коля - по левую. Идущую по полю Нату они увидели все трое, и здесь братьям надо отдать должное: когда Ната подошла, Феогност с Колей повели себя подчеркнуто светски - встали, поздоровались, а затем отошли в сторону, чтобы не мешать ее разговору со Спириным.

Братья держались на Ходынке по-джентльменски в отличие от их армий. Оба войска состояли ровно из пяти человек каждое (Козленков был при Коле чем-то вроде адъютанта, с утра до позднего вечера он курсировал туда-обратно с приказами и донесениями) - они стояли на берегу прямо друг напротив друга, лишь изредка кто-то заходил в Таракановку, но не дальше, чем по щиколотку, и грязно ругался.

Юродивый Паша Нижегородский своими культями клал на врага бесконечные кресты и кричал: "Сгинь, сгинь, нечистая сила!". Остальные и того чище - крыли по-матерному Колиных людей и их предков Бог знает до какого колена, вдобавок глумясь, что тут, на Ходынке, их собралось так мало. Колино ополчение ни в чем им не уступало. Те же оскорбления и проклятия они пытались станцевать. Толком ничего, конечно, не получалось, чтобы по-настоящему выматериться, нескольких букв не хватит, думаю, что хорошую ругань не сумела бы станцевать даже Наденька, но от этого было еще противнее. Правда, Козленков или сам, или по указанию Коли честно пытался прекратить безобразие, - однако, безуспешно.

В бессмысленных перебранках прошла целая неделя, дело же не сдвинулось и на шаг. Подобное состояние всех, кроме Спирина, похоже, устраивало. Устраивало Феогноста и Колю - исхода поединка каждый из них боялся; устраивало членов секретариата партии; вслед за Натой они, чтобы разведать обстановку, время от времени приезжали на спиринский командный пункт. Народ явно не желал присоединяться к врагам советской власти, к их врагам, и трудно было придумать лучшее свидетельство, что дорога, которой они идут, верна. Довольные, они пытались утешить Спирина, повторяя, словно под сурдинку, что здесь как раз тот случай, когда отсутствие результата и есть лучший результат. Говорили об огромных заслугах "органов" - с октября 17-го года прошло чуть больше восемнадцати лет, а в обществе такое единодушие... Спирин один продолжал бороться, но и в нем прежнего рвения уже не было.

Еще по тем наметкам, которые Спирин докладывал на секретариате ЦК, начало генерального сражения между войсками Коли и Феогноста было назначено на 2 июля. Как бы ни было мало людей, Спирин решил ничего не менять; надежды, что к братьям подойдут значительные подкрепления, давно испарились. В первую очередь, это была его собственная неудача. На местах лично им отобранные кадровые сотрудники НКВД и сексоты дни напролет вербовали добровольцев для Коли и Феогноста, но эффект был нулевой. Народ демонстрировал верность власти и на провокации не поддавался. Дальше откладывать бой смысла не имело. Тут хоть был шанс, что от искры пламя займется само.

Все же, чтобы помочь братьям, Спирин 29 июня приказал и в Москве, и в области на остановках трамваев, автобусов и на железнодорожных станциях вывесить объявление; оно же каждый час повторялось и по радио: что 2 июля на Ходынском поле знаменитый советский кинорежиссер Пырьев будет снимать массовые сцены для своей монументальной эпопеи - "1905 год". Нужны тысячи и тысячи статистов. Приехавшим оплатят дорогу, выдадут постановочные, вдобавок их имена появятся в титрах пырьевского фильма. Кроме того, после съемок в семь часов вечера начнется бесплатная дегустация нового советского пива и народные гулянья.