Читаем Восемь белых ночей полностью

Я во второй раз выскочил из «Старбакса». Она только что вышла, нужно кое-что купить к ужину. Сестры, как обычно, доделывают разные дела. Я завел ее внутрь, умудрился стащить два стула от двух соседних столов и расширил круг возле нашего – знакомства, знакомства, я предлагаю принести кофе, веду мальчика к стойке, чтобы он себе что-нибудь выбрал, его ледяная ладошка в моей руке, незатейливое перешучивание с соседями по очереди, вот моя очередь делать заказ и говорить кассиру свое имя. Рейчел, привыкшая быть в центре внимания и знакомить людей друг с другом, похоже, несколько смутилась, оказавшись среди чужих. Чтобы ей посодействовать, я сделал так, чтобы стало понятно: ее я знаю гораздо дольше, чем всех остальных. Наверное, хотелось, чтобы она почувствовала: ни у кого и мысли нет усомниться в ее первенстве и попытаться сбросить ее с пьедестала. Наверное, заодно мне хотелось, чтобы Клара оставалась озадаченной и настороже. «Что это за люди такие с тобой?» – говорил любопытствующий взгляд Рейчел, не без нотки иронии, обращенной и к ним, и ко мне как к их приятелю. Я пожал плечами, имея в виду: люди, обычные люди. Клара прервала разговор с Олафом и разглядывала Рейчел, как будто дожидаясь возможности что-то ей сказать, вернее – это я сразу же понял по тому, как она меряет взглядом пепельно-зеленое пальто, которое Рейчел уже много лет надевает в морозные дни, – найти повод ее невзлюбить. Две новогодние вечеринки, я приглашен на обе и, пока не увидел сегодня Рейчел, думать не думал, что потребуется выбирать. Можно попасть в очень неловкое положение, вертелась в голове мысль, – оставалось надеяться, что никто не заговорит о том, как собирается встречать Новый год, хотя для себя я уже решил, что пойду сперва на одну вечеринку, а потом на другую, правда, если на одну я явлюсь рано, а потом сбегу, любой идиот догадается, что я направился на другую. Вот уже несколько лет я неизменно отсчитывал последние секунды уходящего года в доме у Рейчел. Неужели я ее уже предаю, отвергаю?

Тут бариста прокричал «Оскар!», очень громко. Я тут же вскочил, чтобы забрать кофе для Рейчел. Я пытался не привлекать внимания к своему прозвищу, однако понял, даже не глядя, что Рейчел удивилась. Клара получила очко и в этот самый момент упивалась победой – наверняка ей смертельно захочется сообщить мне об этом подмигиваньем. Кроме того, я знал, что, возможно, после этой победы Клара перестанет искать поводы невзлюбить Рейчел и с лица ее исчезнет это скучающее, несколько рассеянное, остекленевшее выражение, от которого начинаешь чувствовать себя жабой среди гигантов.

Я задумался, зачем сказал кассиру именно это имя: чтобы в очередной раз озадачить Рейчел, встать на сторону Клары, до того встав на сторону Рейчел, заставить Рейчел думать, что она меня потеряла, – хотя бы ради того, чтобы она вспомнила: про часть моей души она не знала никогда, ей даже и спросить-то не приходило в голову – вот теперь пусть расплачивается за то, что все эти годы не проявляла любопытства. Рейчел, которая, возможно, так и не сообразила, что от кассы выкрикнули именно мое прозвище, была сейчас не в настроении делать Кларе какие-то дружеские авансы, а если бы их сделала Клара, она бы не откликнулась. Кроме того, похоже, у них не нашлось общих тем для разговора, а мои неловкие попытки завязать беседу, чтобы развеять холодок между ними, не привели к успеху. Если бы они стали надо мной подтрунивать, чтобы хоть немного сблизиться, я бы им с удовольствием подыграл. Глядеть, как Клара посмеивается надо мной так и этак, а Рейчел соглашается с ее критикой и вставляет нечто вроде: «А правда ведь нет ничего хуже, чем когда он…» – Клара же с готовностью поддакивает и с той же готовностью довешивает еще и от себя, – все бы того стоило, только бы они подружились и тем самым замкнули бы нас троих в общий круг: так трое карапузов обматываются одним общим ремнем. А еще я боялся, что, дабы сквитаться со мной за угрозу оставить ее за рамками компании, Рейчел начнет бросаться намеками либо на Лорен, либо на женщину-призрака, которая вчера днем вызвала у них такой ажиотаж.

Рядом с нами уселась какая-то громкоголосая тетка – она разговаривала со своим детищем в коляске и одновременно болтала по мобильнику с мужем. «Вот умора – мамочка забыла положить сахар в кофе. Ну умора-уморушка!» Потом – повернувшись к мужу в трубке: «Скажи своему братцу, пусть засунет его себе в задницу». Клара, которую чужие громкие разговоры по мобильнику мгновенно выводили из себя, не сдержалась: «А ему больно не будет?» – спросила она вслух, повернувшись к тетке.

– Прошу прощения? – вздрогнула жена-мать-невестка, возмущенная таким нахальством.

– Я имею в виду, не будет ли вашему деверю больно, если вы что-то засунете ему в задницу? Или это тоже уморушка?

– Обалдеть можно от таких хамов, – продолжила тетка телефонный разговор с мужем. – Просто вообще, что себе позволяют. Слушают, что другие говорят, – делать им больше нечего.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное