Ворожея

Каменный Город полыхал. Огнем желтым и зеленым, колдовским. И того, другого, было в разы больше. А уж среди степняка...

Пахло дурно.

Войною. Огнем. И болезнью, запах которой все больше селился здесь, среди воинов степных. И ведь пробыли они в Камнеграде всего-то одну ночь, а поди ж ты...

Тех, на ком антрацитовые пузыри лопались серед поля, уносили в дальние шатры. Лечить пытались. Примочками на травах степных да ворожбой. Песнями барабанов, оставленными у кровавых жертв. И на смену одним приходили другие, в ком болезнь еще только обзаводилась силою.

По полю раздался резкий грохот, и огеннно-рыжий камень рассыпался в крошку.

Пробитая стена гляделась дырою рваною на теле Камнеграда. Черная на красном. Словно бы не город ранили - людину. Из плоти и крови, живую. И сквозь дыру ту рвануло войско степное, впереди которого - лучшие хановы воины.

Высокие бойницы ощеривались градом стрел лесных, а там, где стрелы на миг пропадали, возникало черное пятно смолы. Полыхало колдовским огнем вмиг - и тут же опрокидывалось на головы святотатцев, что решили Град Престольный брать.

Мертвых командиров уносили, и на их смену приходили другие, живые. Хан кивал наместникам: вперед! И люди шли, а поток этот напоминал самому Аслану Реку Бурноводную, что не остановить, не перекроить. Воды ее высоки и быстры. И горе тому, кто тягаться силою изволил.

Хан снова отдал приказ, как вдруг замер: где-то вдалеке, с другой стороны Камнеграда, запел военный рог. Грузно, протяжно. Степной? Аслан-Лев прислушался. Как есть, степной. Ашана, сына названного. И, стало быть, подмога его ждет. Да только...

Степному рогу вторил другой, еще более гулкий. Резкий, что крик птицы редкой. Незнакомый совсем. И крики его... два через один, а потом - один через два. Уж сколько Хану суждено было ходить войною по Землям Лесным, а такого он не слыхал. Если только...

В Южных Землях рога военные гудели схоже. Вырезанные из прочных раковин моллюсков крупных, они словно бы рычали. И тоже вот звук рождали не весь разом, а кусками, рвано. Только Южное Море далеко. За Степью самой. И ему не с руки воевать с Княжеством Лесным. Тогда... неужто Земли Северные?

Степной Лев не знал. Разумел только, что войско его, усиленное в десятки раз, никогда еще не было так могуче, как нынче. А оттого и приказ отдал: привести в движенье два боковых лагеря, что стояли наготове. Потому как теперь - самый час, чтоб объединиться.

Камнеград был велик. Да только и здесь, со стороны Копей Соляных, звучали в его стенах отгласы сраженья далекого. И напевом для них - степной рог. Асланов. А вот рога Элбарса Дар отчего-то не слышал. Уж не приключилась ли беда с сыном хановым?

Если спешиться сейчас, у самих стен Города Каменного, да пройти тайком к Белограду, он потеряет время. А оно нынче ценно, потому как с каждым днем - степняк чувствовал это - зло становится лишь сильнее. И раз отец его названный прибыл к городу с войною, то в том посыл самих богов старых.

Дар выстроил степняков и кивнул Орму:

- Пора начинать!

Два рога пропели почти одновременно. И обе армии сорвались с места, понеслись.

Стены каменные держались крепко. И Дар впервые в жизни жалел, что отдал проклятье так рано. Если бы воззвать к орлу горному...

Но то - в прошлом. И нынче они сами собою. Стрелы посылают в бойницы узкие, и, пока те немеют от смерти, ставят высокие лестницы к камню красному.

Дар считал.

Первые две лестницы с воинами рухнули в овраг. А за ними потекла смола густая, что тут же запылала огнем зеленым. Ворожебным. Потому как такого среди людей не сыщешь. И, значит, Камнеграду грозит что-то более страшное, чем война. Знает ли отец его, Тур Каменный?

Дар надеялся, что войдет в город и спросит его за все. За себя и за матку. За время утерянное. За рубцы на детском сердце да тавро на запястье. За кровь вот, что лилась на землях чужих. Простит ли? Не знал, потому как нынче казалось - нет. Да только у него, Дара, теперь судьба другая.

Он улыбнулся...

Верно говорила Ярослава: если дать людине имя новое, то и судьбу переписать можно. И теперь он не сын Князя Каменного, Туром прозванного. И не второй сын Степного Льва.

Он - Дар. И скоро сам станет отцом. А, значит, найти в душе прощенье надобно. Потому как отравят, выпьют его злость да месть до дна. И он отчего-то разом понял, что уже простил родича своего.

И тогда, верно, не с войною придет в город родной. Но со спасеньем...

***

Горница, что приняла Нега, была узкой и темной, и та свеча, что горела одиноким светочем серед стола обыкновенного, хлипкого даже, лишь на ладонь разгоняла мрак. Мрака малец страшился еще с подземелья, в котором-то и провел всего одну ночь, а вот хватило с него...

Темнота густела, и уже на скамье под образами становилась вязкой, словно бы клубясь. От этого Негу было еще неудобней, муторошней.

Мрак закопошился, а мальцу стало ясно: там, под образами святыми, жил не только он. На узкой лавке, что покоилась в углу, копошилось еще что-то. Оно разглядывало Нега с минуту, а потом вдруг заговорило: