Ворожея

Степная плоть ложилась кругом сына ханова. И все то, что когда-то стало для названного Ашаном сына проклятьем, для первого дитяти просило прощенья. Залогом тому - кровь золотая, светом божественным одаренная.

Знал ли Хан, что отпрыск его, верный Тигр, не очнется, пока тело его не принесут в Степь? Знал. Как и то, что бог старый потребует за клятву такую цену непомерную. Да только столкнувшись со злом лесным, Аслан-Лев впервые осознал: он готов заплатить любую цену, потому как на кону не просто власть над Землями Степи да Лесов.

На кону сама жизнь.

***

- Мечи! - Приказал Орм, и в ладони Дара мгновенно оказалась сизая сталь.

Степняк крутанул оружие кругом своей оси, испытывая его на балансировку, и недоуменно поднял глаза.

- Привык к лезвию южных мастеров, над которым поет не только огонь жаркого горна, но и девы, что наделены ворожбой редкой? - Островитянин откровенно усмехался. - Здесь, на суровой земле, руда достается воинам тяжко. И плавится с неохотой, не желая подчиняться что огню, что слову ворожебному. А ведь и наши девы многое могут. Веришь?

И, словно в подтверждение слов островитянина, позади Дара запели литавры. Все те же, что и на судне. Белесые, обтянутые прочной сизой кожей в костяной оправе. Гулкие.

И воздух, что дрожал от огня очага пламенного, замер. На миг всего лишь, чтобы тут же всколыхнуть что пространство само, что воинов статных. Пройтись по залу волной прочной и остановиться у дверей. Вздыбить шерсть на спине медведя, пробуждая того ото сна. И коснуться рогов оленя. Пробудить лиса, а за ним - птаха.

- Они досмотрят, чтоб слово исполнилось. И отдадут победу в руки достойного.

Дар обернулся. Его ворожея испуганно жалась к степнякам, что окружили ее плотной стеной. Стало быть, останутся подле нее и дитяти нерожденного до последнего вздоха. Да только Яра напугана. Озирается кругом, вздрагивая от каждого нового удара, да все на зверей живых таится. А ведь те и вправду живы...

Рев медведя оголил широкий проход, занятый островитянами. И теперь Дар с Ормом смогли двигаться свободно. Степняк бросил еще один взгляд на свою ворожею. Может статься, что он больше не увидит ее, и тогда ему бы запомнить что глаза эти зеленые, что темный волос. Округлую уже фигуру, в которой...

Дар не поверил своим глазам. Думал, померещилось, но нет, это не морок.

Она, его маленькая женщина, лишь выглядела крошечной да слабой. С полной луной под тулупом, руками тонкими и такими же чертами лица. С губами алыми и детским, невинным выражением лица. А вот пальцы...

Пальцы Ярославы двигались сами собой. Она и не поняла поначалу, что творит ворожбу. Побоялась бы, коль решение то принималось разумом. А то ведь - чувства. Страх за мужа нареченного да дитя, что так крепко толкает ножкой под ребра. И, значит, ворожба та верная...

Пальцы рисовали в воздухе руны древние, о которых ей сказывала Крайя. И из рун тех выплетали наузу, что набрасывалась на Дара кольцом плотным. А потом и на них с воинами степными, что, не боясь за свою жизнь, окружили молодую бахсу.

Ярослава обвела взглядом пространство и удовлетворенно сомкнула глаза. Звери, что покоились нынче у дверей, не пройдут. Заплутают в сетях, оставленных подле степняков. Поранятся словом ворожебным. Сгинут...

Грохот литавров смолк на миг, заставляя диковинное зверье замереть. А Орм повел носом:

- Сильна твоя ведьма, степняк. И, стало быть, в Лесных Землях ничего не поменялось...

И он с силой занес над противником острое лезвие.

Широкий меч островитян непривычно оттягивал руку, и Дар все никак не мог приноровиться к нему. Да еще и зазубрины, что ощеривались по бокам острия, то и дело цепляясь за холщовую рубаху да прогрызая в ней то тут, то там рваные дыры.

Руда северная плавилась в горнах грубых печей, очаги которых каждый день спорили со льдом и стужей. А оттого и сплав тот выходил грубым да не выправленным, не таким, как в тонких саблях степняков. И приноровиться к оружию тяжкому было ой как непросто.

Суровая зазубрина больно ужалила Дара в плечо, и спустя мгновенье он ощутил в воздухе запах первой крови. Дурно это. А ведь он надеялся первым отворить густую жижу, текущую в венах врага. Хорошо бы, чтоб меч оказался без яда, потому как тогда минуты Дара уже считают.

Боялся ли степняк смерти? Нет, не ее. Он за знахарку свою страшился, за дитя нерожденное. И в который раз непрошенные мысли о том, что в Степи ей нынче проще было бы, меняли ход поединка.

Новый выпад последовал молниеносно, и Дар едва успел увернуться от удара. А ведь тот, что сидел сперва в тени высокого кресла, был силен. Проворен. И, видно, не зря занимал увитый оленьими рогами трон, раз двигался с такой прытью. Но и Дар повидал в сраженьях многое. Пожалуй, прожил в них целую жизнь. Оттого-то и отворил кровавую полосу на запястье врага.