Воровской общак

Стискивая зубами мундштук шланга, он без единого всплеска погрузился в море, взялся за трос, прикрепленный к плоту, и поплыл на северо-запад, медленно работая ластами. Вскоре к нему присоединился Самсон. Он тоже поймал рукой трос, и они слаженно устремились вперед, задав ногам энергичный, монотонный ритм.

Разговаривать под водой было невозможно, да и не хотелось. Случаются времена, когда слова утрачивают всяческий смысл. Произнося их, ты сотрясаешь воздух, но не более того. Потому что главное таится в душе, и это главное не высказать, не передать словами. В такие моменты мужчина молчит, сцепив зубы, и делает то, что должен.

Так и вели себя Самсон с Русланом.

Лунный свет, проникающий сквозь легкую рябь на поверхности, отбрасывал на песчаное дно серебристые отблески, а камни выглядели черными, бесформенными пятнами. Нагромождения особенно крупных валунов поросли водорослями. Развеваясь на глубине, эта морская трава напоминала густой развевающийся мех невиданных чудовищ. На светлых песчаных прогалинах, свободных от зарослей, угадывалось какое-то движение.

Включив фонарь, Руслан заметил, как крупный краб бросил зеленоватую раковину и бесшумно юркнул под автомобильную покрышку, служившую ему убежищем. Студенистые медузы висели в воде, как миниатюрные дирижабли. Неведомые морские создания выпускали тонкие цепочки пузырьков из своих нор в песке.

Повинуясь знаку Самсона, Руслан выключил фонарь, который мог выдать их местонахождение желтым отсветом на поверхности. Плавание в лунном свете напоминало полет над поверхностью загадочной вымершей планеты. Черные тени двух пловцов и плота между ними скользили по ней, подобно стае гигантских рыб. Впереди показалась серебристая стайка килек, сбившихся воедино так плотно, словно их поместили в некий невидимый прозрачный сосуд, мешающий им отделиться друг от друга. Когда Руслан и Самсон приблизились на расстояние вытянутой руки, рыбешки метнулись в стороны, освобождая пловцам проход, а потом сомкнули свои ряды снова.

За исключением подобных мелочей, глубинный рейд проходил без приключений. Казалось, что Руслан и Самсон плывут под водой так долго, что вынырнут где-нибудь на другом берегу Черного моря. Чувство времени притупилось, зрение затуманилось, сознание отказывалось определять стороны света. Но с самого начала побратимы держались к луне правым боком, и это помогало им не сбиться с курса. Иногда Самсон ловил себя на том, что думает не о предстоящей схватке, не о воровском общаке, а о Земфире, о ее бесподобных картофельных лепешках, о словах любви, которые они могли бы сказать друг другу. «Вероятно, — размышлял он, — мы могли бы пожениться, обзавестись домом, наплодить ребятишек, мал-мала-меньше. Почему нет? Лишь по той причине, что моя работа — убивать людей? Но ведь и солдаты убивают, а судьи выносят смертные приговоры, а палачи приводят их в исполнение. И что с того? Разве это мешает им иметь жен, заводить детей, наслаждаться домашним уютом? Почему какой-нибудь генерал, отправляющий на убой сотни и тысячи человек, считается уважаемым человеком, а я должен стыдиться своей профессии киллера?»

Внезапно размышления Самсона оборвались. Экстрасенсорные антенны его организма, доставшиеся ему от косматых предков, выживавших в джунглях миллионы лет назад, подали сигнал тревоги: «Внимание! Внимание! Внимание!»

Самсон заплыл немного вперед, чтобы жестами предупредить товарища о близости цели. Руслан кивнул, давая понять, что понял. Оба стали внимательнее смотреть по сторонам, не забывая поглядывать вверх. Яхта выдала свое присутствие разлапистым якорем, похожим на хищного зверя, притаившегося на дне. Стальной трос от него уходил вверх и вправо. Следуя за ним, аквалангисты добрались до длинного белого корпуса, который из-за размытых очертаний напоминал дирижабль, повисший в туманной мгле. На его конце поблескивали хищно изогнутые винты. Хотя сейчас они были абсолютно неподвижны, в них ощущалась скрытая мощь.

Самсон и Руслан посмотрели друг на друга, одновременно кивнули и устремились к поверхности.

2

В ту ночь Тэд Салливан спал мертвецким сном, не подозревая о приближении опасности. Уже потом, когда трепыхаться было поздно, он спрашивал себя, почему совершил так много оплошностей, и не находил ответа.

Вероятно, самой большой его ошибкой было то, что он вообще рискнул обосноваться среди непредсказуемых дикарей, именующих себя славянами. Далее следовал ряд мелких, но непростительных оплошностей. Напрасно, ох, напрасно Салливан возомнил себя в полной безопасности на борту уединенной яхты, охраняемой пограничниками. Зря он уделял так много внимания разным длинноногим потаскухам и горячительным напиткам, вместо того, чтобы держать ушки на макушке.