Воронята

– Кабесуотер, – повторил Ганси.

Что-то в этом слове само по себе казалось волшебным. «Кабесуотер». Нечто древнее, загадочное. Слово, которое не принадлежало Новому Свету. Ганси перечитал латинский текст на камне – после того как Ронан сделал самое трудное, перевод казался очевидным, – а затем, как и остальные, обвел взглядом растущие вокруг деревья.

«Что ты такое сделал? – спросил он себя. – Куда ты их завел?»

– Я голосую за то, чтоб найти воду, – заявила Блу. – Так будет лучше – чтобы энергия проявила себя, как сказал Ронан. А потом… наверно, нам надо произнести что-нибудь на латыни.

– Неплохой план, – согласился Ганси, подумав: какое же это странное место, если столь нелепое предложение кажется вполне резонным. – Пойдем обратно, как пришли, или двинемся дальше?

Ной сказал:

– Дальше.

Поскольку Ной редко высказывал свое мнение, его слово оказалось решающим. Они снова пустились в путь, то уклоняясь в сторону в поисках воды, то возвращаясь. Они шли, а листья – красные, коричневые, серые – падали вокруг, пока деревья совершенно не обнажились. В тени показался иней.

– Зима, – сказал Адам.

Это, конечно, было невозможно, но, опять-таки, до сих пор они видели мало реального! Ганси примерно так чувствовал себя, когда они ездили в Озерный край с Мэлори. Спустя некоторое время количество невероятной красоты зашкалило, и Ганси просто перестал ее замечать. Она как будто сделалась невидимой.

Зима никак не могла настать. Но это казалось не таким уж невероятным, учитывая всё, что успело случиться.

Они дошли до купы обнаженных ив, стоявших на пологом спуске; внизу виднелся изгиб неспешного мелкого ручья. Мэлори некогда сказал: где ивы, там вода. Ивы размножаются, объяснил он, роняя семена в воду, которая затем несет их вниз по течению и оставляет на каком-нибудь далеком берегу.

– Вот и вода, – сказала Блу.

Ганси повернулся к остальным. Их дыхание вырывалось паром. Все были слишком легко одеты. Самый темный цвет кожи, опаленной солнцем, в этой бесцветной зимней атмосфере казался неуместным. Туристы из иного времени года. Ганси понял, что дрожит. Он не знал, отчего это – от внезапно наступившего холода или от предвкушения.

– Так, – произнес он, обращаясь к Блу. – И что ты собиралась сказать на латыни?

Блу повернулась к Ронану:

– Ты можешь просто поздороваться? Из вежливости.

Ронан скривился; с вежливостью он был плохо совместим. Но все-таки он произнес:

– Salve.

И пояснил для Блу:

– Вообще-то это значит «будь здоров».

– Прекрасно, – ответила Блу. – Спроси, не поговорят ли они с нами.

Вид у Ронана сделался еще более несчастный, потому что выглядело это глупо (и, следовательно, совершенно не в его стиле). Тем не менее он запрокинул голову и спросил у верхушек деревьев:

– Loquere tu nobis?

Все стояли тихо. Послышалось шуршание, как будто слабый зимний ветер зашелестел листвой.

Но листьев на ветвях не осталось.

– Нет ответа, – сказал Ронан. – А чего ты ожидала?

– Тихо, – велел Ганси.

Потому что шуршание сделалось значительно громче простого шелеста. Оно превратилось в нечто, явственно напоминавшее сухой шепот.

– Вы слышали?

Все, кроме Ноя, покачали головами.

– Я слышал, – к облегчению Ганси, произнес Ной.

Ганси сказал:

– Попроси их повторить.

Ронан попросил.

Шипение раздалось вновь, и на сей раз стало ясно, что это голос, что с самого начала это не было шуршанием листвы. Ганси отчетливо услышал трескучую фразу на латыни. Повторив ее Ронану на слух, он немедленно пожалел, что мало занимался.

– Они говорят, что уже обращались к тебе, но ты не слушал, – сказал Ронан.

Он потер бритый затылок.

– Ганси, ты не шутишь со мной? Ты правда что-то слышишь?

– Думаешь, Ганси настолько хорошо знает латынь? – резко спросил Адам. – Это ведь твоим почерком, Ронан, было написано на камне, что деревья говорят на латыни. Так что замолкни.

Деревья вновь зашипели, и Ганси передал их слова Ронану. Ной поправил один из глаголов, который Ганси недослышал.

Взгляд Ронана метнулся к Блу.

– Они говорят, что рады видеть дочь ясновидящей.

– Меня! – вскрикнула Блу.

Деревья что-то прошипели в ответ, и Ганси повторил.

– Не понимаю, – сказал Ронан. – Еще они рады вновь увидеть… не разберу, чего они говорят. Грейуорен… если это латынь, я такого слова не знаю.

«Ронан, – прошептали деревья. – Ронан Линч».

– Это ты, – удивленно сказал Ганси, чувствуя мурашки. – Ронан Линч. Они называют твое имя. Они рады вновь видеть тебя.

Лицо Ронана ничего не выражало. Все чувства были надежно скрыты.

– Еще раз. – Блу прижала ладони к покрасневшим от холода щекам. Глаза у нее расширились, и в них в полной мере читались трепет и волнение, которые ощущал Ганси.

– Потрясающе. Деревья?.. Потрясающе.

Адам спросил:

– Почему их слышите только вы с Ноем?

Запинаясь – даже в классе он редко говорил на латыни, и странно было превращать в устную речь те мысли, которые он видел написанными в своей голове, – Ганси сказал:

– Hic gaudemus. Gratias tibi… loquere… loque pro nobis.

Он посмотрел на Ронана.

– Как спросить, почему ты их не слышишь?