Но тут он осекся. Уронил голову на руки. Провел пальцами по волосам, а потом так вцепился в них, что костяшки побелели. Когда он с шумом втянул в себя воздух, звук получился настолько рваный, прерывистый, что стало ясно, что он с трудом удерживается от слез.
Ганси подумал, что мог бы сказать Адаму сотню всяких вещей насчет того, что все будет хорошо, что все случившееся только к лучшему, что Адам Парриш не был сам себе хозяином и до того, как познакомился с Ганси, и что он ни в коей мере не перестанет быть сам себе хозяином только из-за того, что сменит крышу, под которой живет, и что Ганси сам иногда ему завидовал, потому что Адам всегда был таким настоящим и правильным, каким Ганси не надеялся стать никогда. Но слова Ганси каким-то образом превратились в оружие очень неточного боя, и он сомневался, что ему удастся достичь того результата, на который хотелось бы надеяться.
Поэтому они молча поехали за вещами Адама, и когда в последний раз покидали стоянку трейлеров, его мать смотрела им вслед из окна кухни. Адам не оглянулся.
Глава 39
Явившись в здание «Завода Монмут» этим вечером, Блю сначала подумала, что там никого нет. На стоянке не оказалось ни одной машины, и весь квартал казался несчастным и заброшенным. Она попыталась представить себя на месте Ганси, когда он впервые увидел этот склад и решил, что жить здесь будет просто замечательно, но ей это не удалось. Точно так же, как ей не удавалось представить себе, что она смотрит на Свина и решает, что это клевая машина и ездить на ней будет круто, или на Ронана — и думает, что хорошо бы иметь такого друга. Тем не менее такой настрой ей помог, потому что и квартира ей понравилась, и Ронан стал казаться ей симпатичнее, чем на первых порах, и машина…
Ну, без машины она вполне могла бы обойтись.
Блю постучала в дверь, ведущую на лестницу.
— Ноа! Ты здесь?
— Здесь.
Она нисколько не удивилась тому, что его голос раздался из-за ее спины, а не из-за двери. Обернувшись, она сначала увидела его ноги, а уж потом медленно проявилось все остальное. Она до сих пор не могла быть уверена, что он все время находится здесь; вообще в последние дни утверждать что-то с уверенностью насчет Ноа и его существования было довольно трудно.
Она позволила ему погладить себя по голове ледяными пальцами.
— Не такие жесткие, как обычно, — печально сказал он.
— Я не выспалась. Чтобы волосы были жесткими, мне нужно много спать. Рада тебя видеть.
Ноа скрестил руки на груди, потом опустил их, потом сунул в карманы, потом вынул.
— Я себя чувствую нормально, только когда ты где-нибудь рядом. В смысле, нормально, как было до тех пор, пока не нашли мое тело. И это все равно было не так, как было, когда я был…
— Не поверю, что живой ты был совсем другим, — ответила Блю. Хотя ей действительно было очень трудно связать этого Ноа с брошенным в лесу красным «мустангом».
— Думаю, — осторожно, будто вспоминая, сказал Ноа, — что тогда я был хуже.
Разговор принимал опасный оборот; Блю испугалась, что он может исчезнуть, и поспешно спросила:
— А где остальные?
— Ганси и Адам поехали за вещами Адама, чтобы он мог переселиться сюда. Ронан пошел в библиотеку.
— Переселиться сюда? Он, кажется, говорил… погоди! Куда пошел Ронан?
То и дело запинаясь, глядя куда-то в кроны деревьев, Ноа описал ей события минувшей ночи.
— Если бы Ронана арестовали за нападение на отца Адама, — сказал он под конец, — то его вышибли бы из Эглайонби без всяких разговоров. Нет, с приводом в полицию за драку… Но Адам сам заявил обвинение, и Ронан сошел с крючка. После этого Адаму волей-неволей пришлось уйти из дома, потому что отец его окончательно возненавидел.
— Но ведь это ужасно! — воскликнула Блю. — Ноа, это ужасно. Я ничего не знала об отце Адама.
— Так он решил.
Она вспомнила, как Адам говорил о своем доме: «Место, предназначенное для жилья». И, конечно, она отлично помнила его страшные ушибы и замечания мальчишек, которые были тогда ей совершенно непонятны. Она, впрочем, смутно угадывала, что они как-то касались его домашней жизни. А сейчас ей прежде всего пришла в голову неприятная мысль: она, наверное, была для Адама плохим другом, раз он не захотел поделиться с нею. Но эта мысль лишь мелькнула, и ее тут же сменила другая, пугающая — у Адама больше нет семьи. А что сталось бы с ней самой, если бы она лишилась своей семьи? И она спросила:
— Ладно, но зачем Ронан отправился в библиотеку?
— Зубрить, — ответил Ноа. — У него в понедельник экзамен.
Из всего, что Блю до сих пор слышала о поступках Ронана, это известие оказалось самым приятным.
И тут этажом выше зазвонил телефон.
— Ты должна снять трубку! — неожиданно резко сказал Ноа. — И побыстрее.
Блю много лет прожила в доме № 300 по Фокс-вей бок о бок с женщинами-экстрасенсами и потому не усомнилась в интуиции Ноа. Она кинулась следом за ним в дом и поспешно взбежала по лестнице. Дверь наверху оказалась заперта. Ноа — таким возбужденным Блю никогда еще его не видела — сделал несколько непонятных жестов и чуть слышно выдохнул:
— Будь у меня…