Ворон

Как-то полночью ненастной я над книгой старых дней,
Книгой странной и неясной утомленно забывался,
Головой слегка качая, сонной головой моей.
Вдруг, безмолвье нарушая, стук, невнятный стук раздался.
“Это гость, — сказал я тихо, — у порога моего;
Гость и больше ничего”.

Был декабрь, еще поныне помню это. На полу
Тени дров, истлев в камине, будто призраки дрожали.
Ждал рассвета я понуро, погруженный в полумглу.
Ждал я ту, что “там” Ленорой сонмы ангелов прозвали,
Но не властью книги мудрой возвратить любви года…
Все исчезло навсегда.

Штор пурпурных сонный лепет наводил лишь грусть и жуть;
Непостижный, темный лепет, мне неведомый доселе,
И, пытаясь сердца муку успокоить как-нибудь,
Повторял я через силы, повторял я еле-еле:
“Это, видно, гость стучится у порога моего;
Гость и больше ничего”.

Ожидать не в силах доле, холодея и дрожа,
Я собрал остатки воли, молвя тихо: “Извините,
Умоляю, извините, господин иль госпожа;
Я дремал и еле слышал, как тихонько вы стучите”.
Дверь открыл я, и застыл я у порога моего:
Тьма и больше ничего.

Полн тревоги и сомнений, полн неизречимых дум,
Будто в царстве сновидений, ночи я ловил дыханье —
То, чего постичь не смеет жалкий человечий ум.
Тихим шепотом:35 Ленора!” — я дрожа прервал молчанье.
Мне ответом был: “Ленора!” — отзвук зова моего;
Эхо — больше ничего.

Я к камину возвратился. Снова вспыхнула душа.
Стук яснее повторился. “Эту тайну я открою;
За окном там кто-то бродит, — думал я едва дыша, —
Лишь бы сердце тише билось… Эту тайну я открою;
За окном иль у порога, у порога моего
Ветер — больше ничего”.

Я окно открыл широко, старой ставней загремел,
И ко мне в мгновенье ока (что за ужас! что за диво!)
Ворон, ворон дней минувших неожиданно влетел,
С миной лорда или леди.36 Без поклона, неучтиво
Он вспорхнул на бюст Паллады (ясно видел я его),
Сел — и больше ничего.

И с улыбкою печальной перед черной птицей сей:
“Ты не трус, о, гость фатальный! О, облезлое созданье!
Не из царства ли Плутона залетел ты? — Так открой
Мне теперь, о, призрак-ворон, благородное прозванье,
Что ты носишь в царстве Ночи”, — я шепнул, потупя взор.
Каркнул ворон: “Nevermore!”

Хоть в ответе птицы вещей смысла я не разгадал,
Но эмблемою зловещей был смущен и озадачен;
Кто из смертных, о, скажите, наяву хоть раз слыхал,
Как на бюсте каркал ворон — черен, и угрюм, и мрачен?
Столь гнетущий призрак птичий кто видал до этих пор
С жуткой кличкой “Nevermore”?

Лишь одно, одно лишь слово ворон с бюста прокричал
И замолк угрюмо снова, дух смутив тоскою странной.
Он сидел, пером не дрогнув, неподвижно и молчал.
Я шепнул: “Друзья, надежды отлетели. Гость незваный37
Отлетит, быть может, завтра вслед38 за ними навсегда”.
Каркнул ворон: “Никогда!”

Вздрогнул я: «Иль это чары полуночи роковой?
Видимо, хозяин старый сей залетной черной птицы,
Сам гонимый темным Роком, сам снедаемый тоской,
Научил ее рефрену! Все лишь гиль и небылицы!
И рефрен тот лишь безумный, скучный, похоронный вздор:
“Никогда” иль “Nevermore”».

С бархатной подушкой алой кресло к бюсту у дверей,
Бледный, до смерти усталый, пододвинул я украдкой,
Размышляя перед дряхлой, тощей, лысой птицей сей
С темным языком авгура. Иль под вещею загадкой
Горе новое таится, скрыта новая беда? —
“Nevermore” иль “Никогда”.

Так сидел я, размышляя в полуночной тишине,
Уж вопросом не пытая старой птицы той, чьи очи
Ярким пламенем зарделись, прожигая душу мне.
Тихо гладя бархат алый, я другие вспомнил ночи…
Но Она подушки этой, как в минувшие года,
Не коснется никогда!

А потом так дивно было: воздух будто задрожал,
Словно ангелы кадила чуть звенящие качали
И курили фимиамы. Я к душе своей воззвал:39
“О, вдыхай тимьян небесный! Позабудь юдоль печали
И утраченной Леноры неземной, лучистый взор!”
Каркнул ворон: “Nevermore!”

Полный вновь своей утраты, вскрикнул я: “Ответь, пророк,
Птица или бес проклятый! Там средь звезд, в лазурной дали,
Встретить ли мне Рок дозволит, беспощадный, темный Рок,
Ту, что ангелы на небе светлым нимбом увенчали?
Поцелую ль я Ленору, Рай обретши навсегда?”
Каркнул ворон: “Никогда!”

Я вскочил, вопя: “Убийца, птица или демон — прочь!
Вынь из сердца, кровопийца,40 клюв сверлящий, клюв упорный!
О, покинь сей бюст Паллады; отлети в глухую ночь,
В царство мрачного Плутона! О, рассыпься,41 призрак черный!
Сгинь средь берегов туманных, средь заклятых адских гор!”
Каркнул ворон: “Nevermore!”

Он не двинулся; безмолвно, будто в думы погружен,
До сих пор царит он, словно украшая бюст Паллады.
И при свете лампы бледной тень отбрасывает он;
Тень на землю, тень на душу, тень на бывшие отрады,
И душе, душе бессильной, как в минувшие года,
Не взлететь42 уж никогда.