Ворон

На стене Барахир смог, наконец, оглядеться и понял, что по подземным переходам их отнесли от дворца Жадбы, и это строение — тюрьма. Уродливыми, ржавыми боками, облезлыми стенами, она возвышалась над той частью города в которой жили «крючки», постоянно напоминая им о том, что им грозит в случае несоблюдения порядков. Сам же дворец, виделся шагах в трехстах; стоял он с восточной стороны, на фоне блекло розовеющих в заре низких облачных скатов.

З еще только зарождалась, и потому низкие, наковальнями провисающие над ними тучи, были еще темно-синими, почти черными — выжимали из себя дождь и даже не ведали, что с востока уж открывается ясное, предвещающее солнечный день небо.

Светляки факелов и крики стали приближаться с двух сторон. Барахир бросился к краю стены — до мостовой метров пятнадцать, да и там уже тоже кто-то бегает, суетится, кричит.

— Прыгаем! — молвил эльф, и кивнул на крышу дома, который стоял через улицу. Это было одно из дряблых строений в которых обитали «крючки». Его крыша была почти вровень со стеною, только вот было до него не меньше семи метров.

Тут эльф обхватил у запястий Барахира и Маэглина.

Они разбежались, оттолкнувшись от невысоко бортика прыгнули. Маэглин зажал глаза — Барахиру это было уже нипочем — после его то спуска с мэллорна! Он знал, что ни никакой человек не сможет перелететь эти семь метров, но их пронес эльф — когда их уже потянуло вниз, он, подобно птице, потянул их дальше — и вот они уже покатились по той крыше.

Гнилая поверхность жалобно затрещала, тут же завопили разбуженные «крючки», их глухие голоса звучали зло, и жалобно. Они застучали снизу, так что вся крыша стала выгибаться и трещать…

Теперь эльф побежал впереди; а Барахир и Маэглин едва поспевали следом. Крышу покрывали выступы, которые эльф легко перепрыгивал, а двое постоянно спотыкались. Так и получилось, что эльф перепрыгнул на следующую крышу значительно раньше их.

Барахир с Маэглином, достигши края тоже прыгнули; и приземлившись одновременно проломили эту ветхую крышу. Причем проломили ее над целой комнатой — получился прямоугольник, с торчащими ветхими досками…

Дурным голосом заревел хозяин-«червяк», завизжала, забившись в угол, сжавшись там объемным комом, его жена. Завизжали дети, а мальчишка с отупелым, сонным взглядом остановился в дверях и что-то бормотал.

Именно в это время оглушительно завыл кто-то над городом:

— Именем Жадбы, слушайте! Только что из тюрьмы сбежали трое врагов! Граждане, хватайте их! Именем Жадбы, каждый обязан задержать беглецов!

И тут хозяин зарычал, бросился на Барахира, вцепился в его ногу и повалил на пол. Набросился на него сверху, с необычайной для такого иссушенного тела силой, с яростью, несколько раз ударил по голове. При этом он истерично, брызжа слюной визжал:

— Ты, Враг! Это все из-за вас! Да — из-за вас!

Тут то и закончилось бегство. Преследователи уже узнали, где проломилась крыша и вот теперь, выломав дверь, ввались, заполнили эту комнатушку, схватили и Барахира и Маэглина, а когда те, в отчаянии, попытались вырваться — оглушили их несколькими сильными ударами…

* * *

Барахир приоткрыл глаза и обнаружил себя стоящим в зале, с облезлыми ржавыми стенами. Судя по всему, на улице уже разошелся день; однако, блеклый, отравленный свет, с трудом пробивающийся через залепленные грязью окна, вызывал только отвращение.

Также отвращение вызывали грязные, озлобленные люди которые суетились вокруг. Несколько из них стояли возле Барахира и деловито его разглядывали, а он почувствовал, что накрепко связан по рукам, также веревкой было обмотано его тело; ну а ноги закованы в кандалы.

Тут он увидел Маэглина и едва узнал его, ибо на его друге было шутовское одеяние; а лицо измазано ядовито-зелеными, красными и серыми полосками; на голове высился колпак. Рубаха наполовину была разодрана, а на голом теле кривились буквы: «Враг».

Также, рядом с собою, Барахир увидел и еще одну фигуру; но лицо ее полностью было закрыто материей, и можно было разглядеть одни только связанные руки. Руки были сильно обожжены, на них не хватало нескольких пальцев; цвета же они мертвенно-серого. Но вот раздался голос старца, и Барахир с умилением к нему потянулся:

— Ну, ничего — все будет хорошо. Все и так хорошо.

— Тут со скрипом раскрылись высокие ржавые двери; хлынули потоки дневного света, который, показался необычайно ясным и чистым, после того полумрака, который царил в этой душной зале. (хотя и пробивался он через тучи).

В это время из света вышли два жирных, коня с опущенными головами. Ясно было, что они никогда не знали вольных полей, но все жизнь провели в загоне, набивая пузо, чем им приносили. Они тащили длинную повозку, через которую перевешивалась железная, свисающая кандалами балка.

Когда его отнесли к телеге, и стали прицеплять руками к балке, Барахир заметил, что на нем такой же шутовский наряд, как и на других приговоренных, и такой же длинный колпак свисал с его головы.