Ворон

– Боже, помоги, Боже, помоги, – шептала она, обернувшись лицом к образу.

Не слыхала она за своей молитвой, как открылась дверь и вошла матушка, которая, остановившись, рассматривала пришедшую. Под пристальным ее взглядом Сара обернулась, протянула ей руки и с плачем упала на колени.

Долго разговаривала с ней игуменья. Рассказ Сары тронул ее чуткое сердце, и поэтому отказать ей она не могла. Оставив девушку в своих покоях, игуменья немедленно поехала к епископу. Епископ был горячий и решительный.

– Крестите, мать, девушку и оставляйте у себя, а то ее дома со света сживут. Делайте все без огласки. Если приедут родные, девушку не отдавайте. Грозить станут – посылайте ко мне.

Так и сделали, как сказал Владыка. Когда приехали родные, то ответили так, как и было велено.

Прошли годы. Сара никуда не уезжала из монастыря. Вступила в число сестер обители и пошла трудным монашеским путем. Умерла она схимонахиней, прожив в схиме много лет.

Этот рассказ передала она одному священнику, который рассказал его моему знакомому, а тот – мне.

Каверны

Сейчас этой сгорбленной старушке в черной бархатной скуфейке и длинной монашеской мантии 84 года, и она еще бодра, быстро двигается, опираясь на палочку, и не пропускает ни одной службы. Зовут ее мать Людмила.

Много лет тому назад она была высокой стройной послушницей, но у всех окружающих она вызывала жалость: каверны покрывали ее легкие, и она доживала последние дни. Так сказал известный таллинский врач, к которому ее возила матушка игуменья.

Терпеливо ждала молодая послушница своей смерти. Как-то в ясный весенний день в монастырь приехал Иоанн Кронштадтский. Радость охватила насельниц. Найдя удобный момент, игуменья, держа под руку, привела к нему больную.

– Благословите, дорогой батюшка, нашу больную, – попросила она.

Отец Иоанн внимательно посмотрел на больную девушку и сокрушенно покачал головой.

– Ах, какая больная, какая больная, – и, не сводя с больной пристального взгляда, коснулся ее груди и сделал жест, как будто собирает в кулак рассыпчатое вещество.

Собрал, крепко сжал пальцы и даже сделал круговое движение, чтобы получилось крепче. Потом дотронулся до другого места на груди, покачивая головой, повторил тот же жест, затем перевел руку дальше и таким образом, сокрушаясь и молясь, как бы стягивал невидимые окружающим раны. Благословил больную и очень просто сказал:

– Ну, слава Богу, поживешь, и долго поживешь, правда, болеть будешь, но это ничего.

Никто не придал значения странным действиям великого батюшки, но все заметили, что после его отъезда больная стала поправляться. Через год после этого события матушка игуменья поехала в Таллин и захватила с собой выздоравливающую девушку, чтобы показать ее тому врачу, который предсказывал ей скорую смерть.

Старый опытный врач был очень удивлен, увидев свою пациентку выздоровевшей. Внимательно осмотрев ее, он попросил разрешения сделать ей рентгеновский снимок легких. А потом, рассматривая его, он качал головой и говорил:

– Ничего не понимаю, Ваши легкие были испещрены дырками, но какая-то могущественная рука починила их, затянула смертельные каверны и покрыла их рубцами. Вы должны были умереть, но Вы живы и будете жить. Дорогое дитя, над Вами совершилось великое чудо.

(Со слов матушки Людмилы)

Рассказы М.А

Нас у отца с матерью было двое: я и сестра Настенька, с которой мы очень дружили, но характера были разного. Она на кавалеров заглядывалась и рано вышла замуж, а я о монастыре мечтала и все старалась платочком черным покрыться. Особенно мне хотелось попасть в Иоанновский монастырь, он был под покровительством Иоанна Кронштадтского, и сам батюшка часто там запросто бывал. Я его с детства почитала и любила. Он у нас дома бывал, хотя мы были самые что ни на есть простые. Отец курьером при банке служил. Как-то о. Иоанн очень интересное предсказание отцу поведал.

Так вот, мечта моя сбылась. Приняли меня в Иоанновский монастырь. Стоит на берегу реки Карповки в Петербурге, на самом краю города. Он был очень красивый и благоустроенный. Строило его купечество в знак своей любви к отцу Иоанну, и денег на строительство не пожалело. Когда отводили монастырскую землю, игуменья попросила дорогого батюшку, чтобы сразу отвели землю и под сестринское кладбище, но батюшка отказал:

– Не потребуется оно вам.

Игуменья очень удивилась, но спрашивать не посмела, а ведь так оно и вышло – ни одна сестра в монастыре не успела умереть, все по белу свету разбрелись.

Монастырь у нас был городской, богатый, и послушания у нас были, конечно, не такие, как в сельских местностях. Пришла я в монастырь молоденькая, здоровая, проверили, к чему я имею способность, чтобы определить, на какое послушание меня ставить. Я рисовала неплохо и могла петь – определили меня в рисовальный класс и поставили на клирос петь первым голосом. И такая на меня тоска нашла от пения, что сказать не могу. А петь приходилось много. Вот как-то приехал к нам дорогой батюшка. Окружили мы его, как обычно. Он так ласково с нами беседует. Увидел меня, спрашивает: