Ворон

Тут уже я с отъездом в монастырь подзадержался и после всех денежных операций пошел к больному рассказывать об удачном окончании дела. Он был еще жив. Благодарил меня, что я спас его семью от бедности, и к вечеру умер. Хоронить его я не остался, а поспешил в обитель и за разными событиями про него и забыл.

Прошло много лет, я был арестован, и пришлось мне сидеть в камере смертников. Почти каждую ночь к нам приходили и забирали на расстрел 5–6 человек, таким путем осталось нас семеро. Как-то ночью подошел ко мне сторож тюремный и шепнул: «Готовьтесь, батюшка, сегодня на всех я получил список, ночью увезут». Я передал своим сокамерникам слова сторожа. Нужно ли говорить, что поднялось в голове каждого из нас. Хотя мы знали, что осуждены на смерть, но она все стояла за порогом, а теперь собралась его переступить. Не имея сил оставаться в камере, я надел епитрахиль и вышел в глухой, без окон, коридор помолиться. Я молился и плакал так, как никогда в жизни, слезы были до того обильны, что насквозь смочили шелковую вышивку на епитрахили. Она полиняла и растекалась разноцветными потоками.

Вдруг я увидел возле себя незнакомого человека, он участливо смотрел на меня, а потом сказал: «Не плачьте, батюшка, вас не расстреляют».

– А кто Вы? – удивился я.

– Вы, батюшка, меня забыли, а у нас здесь добрые дела не забываются, – ответил человек, – я тот самый купец, которого Вы перед смертью в Калуге напутствовали.

И только этот купец скрылся с моих глаз, как вижу, что в каменной стене коридора образовалась брешь, и я через нее увидел опушку леса, а над ней в воздухе свою покойную мать. Она кивнула и сказала:

– Да, Егорушка, вас не расстреляют, а через 10 лет мы с тобой увидимся.

Видение кончилось, и опять я очутился возле глухой стены, но в душе моей была Пасха.

Я поспешил в камеру и сказал:

– Дорогие мои, благодарите Бога, нас не расстреляют, верьте слову священника.

Я понял, что купец и матушка говорили про всех нас.

Великая скорбь нашей камеры сменилась неудержимой радостью. Мне поверили. Кто целовал руки, кто плечи, а кто и сапоги. Мы знали, что будем жить. Прошла ночь, и на рассвете нас перевели в пересыльную тюрьму. Оттуда я попал в Б-и, а вскоре по амнистии был освобожден и жил последние годы при Даниловском монастыре. Шестеро моих сокамерников стали моими духовными детьми. Через несколько лет меня опять арестовали и выслали в Каратюбу, где мы сейчас сидим с тобой и беседуем.

(Запись сделана духовным сыном Оптинского старца архимандрита Георгия, посетившим его в Каратюбской ссылке)

Книга

У меня есть жизнеописание прп. Серафима Саровского. Книга эта мной очень любима. Но до того истрепана, что я решила никому больше не давать ее для чтения.

Но пришел мой духовный знакомый, увидел на полке книгу и так неотступно принялся просить ее, что я не смогла ему отказать. «Даю с условием, – сказала я, – чтобы никому вы ее больше не давали, видите, какая истрепанная, и от переплета одни кусочки остались». – «Книгу буду читать сам и ни одному человеку ее не покажу», – заверил мой друг, но не сдержал данного слова.

Книгу увидела у него соседка и так просила дать прочитать о любимом святом, что он дал ей, свято наказав: «Ни одному человеку не давайте, а то, если книга пропадет, что я скажу своей знакомой».

Соседка и ее дочь с великой радостью ее читали и не спешили с ней расстаться. За дочкой соседки ухаживал молодой офицер и наконец сделал ей предложение. Девушке, видимо, он очень нравился, но она отказала. «Я верующая, а ты даже некрещеный: и венчаться со мной не пойдешь, и в церковь пускать не будешь. А когда родятся дети, ты не позволишь воспитывать так, как воспитывала меня мама. Не пойду за тебя, слишком взгляды у нас разные».

Получив отказ, молодой человек еще раз пробовал ее уговорить, а потом, улучив время, когда девушка была на работе, пришел к ее матери и стал просить, чтобы она повлияла на дочь, и та дала бы ему свое согласие. Мать девушки отнеслась к гостю хорошо, но уговаривать дочь не согласилась. Видя, что он очень расстроен, она пригласила его выпить чай и пошла на кухню приготовить все для этого нужное. Пока она хлопотала, молодой человек сидел за столом и перелистывал лежавшее там жизнеописание преподобного Серафима. Когда же хозяйка села с ним за стол, он стал просить дать ему прочесть эту книгу, но никакие уговоры не подействовали. Тогда, поблагодарив за чай и попрощавшись, он схватил книгу и выскочил за дверь. Пообещал на ходу, что скоро вернет ее.

Бедная женщина боялась попадаться на глаза моему другу, так как дни шли, а молодой человек не появлялся.

Наконец она созналась в том, что произошло. И оба они с тоской думали о том, что скажут мне. Прошел месяц, другой, настала пятая неделя Великого поста, и вдруг молодой человек совершенно неожиданно появился перед матерью дочери.