Ворон

– Он птица. Хитрая, наглая, но глупая, как и все птицы, – настаивал Артёмыч.

– А мы ещё глупее, раз не можем его подстрелить, – заключил Николай Николаевич.

– И что ты предлагаешь?

– Предлагаю обмануть.

– Кого?

– Ворона.

– Как?

– А вот так. Есть у меня одна идейка. – Николай Николаевич, развеселившись, подмигнул Артёмычу.

Глава десятая

– Ну и? – Артёмыч щепкой ковырял грязные ногти. – Какой план-то?

– Всё просто, – затаённо хмыкнул Николай Николаевич. – Ворон думает, что умнее нас. Мы ему докажем обратное.

– Оставим ему задачку по математике? Из пункта А вылетел ворон, из пункта Б – пуля. Когда и где они встретятся?

– Сделаем вид, будто все ушли, а на самом деле оставим засаду, – дядя не отреагировал на шутку охотника.

– Уйдём вместе, а потом кто-то подползёт к дому? – Витя потянул с себя свитер. Из-под него пахнуло тёплой влажностью.

– Нет. Так он заметит. Не дурак всё-таки…

Артёмыч цокнул. Ему не нравились подобные слова.

Он считал безумием говорить об уме ворона, однако, не зная, как возразить, молчал.

– Нужно сделать чучело, – продолжил Николай Николаевич.

– Чего? – не понял Артёмыч.

– Чучело! Такое, чтоб на тебя походило. Ну, руками, ногами, башкой.

– Полегче, – усмехнулся Артёмыч.

– Ты останешься дома, а мы выйдем с чучелом.

– Надо будет твоему чучелу объяснить, где мои капканы. Глядишь, больше меня наловит.

– Ворон увидит, что в лес пошли четыре человека, и довольный полетит к мясу.

– А тут – бац! – Артёмыч, подражая Николаю Николаевичу, хлопнул ладонью по столу – до того громко, что напугал Тамгу.

– Именно так, – кивнул Николай Николаевич и тихо повторил: – А тут бац.

– Ну ты придумал! – рассмеялся Витя. – Если прилетит, будет потом байка на много лет.

– Прилетит. Никуда не денется.

Задуманный трюк с чучелом развеселил охотников. Не спали до поздней ночи. Пили чай, громко говорили, смеялись. Охотничье зимовье давно не слышало такого задора. Тамга, взволнованная людским весельем, косилась на хозяина и его друзей, долго зевала тёплой пастью.

Перед сном сделали кукольного охотника – из рваной тужурки, трёх подушек, тренировочных штанов, ушанки и запасных ботинок Артёмыча. Вите пришлось сбегать в темноту за ветками – для рук и ног. Думали прикрепить к чучелу лыжи, но потом сообразили, что так оно будет неудобным в управлении.

Дима наблюдал за всем с интересом, но своей помощи не предлагал. Ему не хотелось участвовать в поимке ворона, пусть даже таким необычным способом. Неделю назад он бы посчитал эту историю восхитительной и заранее подготовил бы пересказ для папы и Сашки. Впрочем, он и сейчас готов был повеселить их подобной байкой, надеясь, что в дураках, несмотря на все ухищрения, останутся сами охотники.

– Глупость, – засыпая, пробурчал Артёмыч, однако улыбнулся, предчувствуя, с какой радостью завтра расскажет о единственном и верном выстреле.

Ночью в тайге покойно, безветренно. Луна, затерянная в облаках, не тревожила мрак ни единым просветом.

Витя долго не мог уснуть. Дважды выходил курить: растягивал каждый шаг, опасался разбудить Николая Николаевича, неуверенно дёргал ручку двери, потом, съёжившись, стоял в бушлате наопашку, торопливо затягивался. На морозе сигарета курилась мерзко.

Вернувшись в зимовье, охотник всё так же неспешно, боязливо налил себе остатки едва тёплого чая.

Пил и безмолвно шептал губами, чуть переиначив на свой лад, прежде любимого Фета, убаюкивал себя:

Непогода. Холод. Куришь,
Куришь, – всё как будто мало…
Хоть читал бы, – только чтенье
Подвигается так вяло.
Серый день ползёт лениво,
И болтают нестерпимо
На стене часы стенные
Языком неутомимо.
Сердце стынет понемногу,
И у жаркого камина
Лезет в голову больную
Всё такая чертовщина!
Над дымящимся стаканом
Остывающего чаю,
Слава богу, понемногу,
Будто вечер, засыпаю…

Хотел выкурить ещё одну сигарету, но услышал, как ворочается Николай Николаевич, испугался и поторопился лечь в койку. Закрыл глаза. Увидел Аню, свою первую жену. Вспомнил тот год, когда всё случилось. На трассе до Слюдянки. Сорок девятый километр. И стоны, и крик. А его Ванька сейчас был бы таким же, как Дима. Но остался, как был, трёхлетним. На осколках битого стекла, на искорёженном металле. И Витя совсем бы пропал, но Артёмыч его спас – тогда впервые сводил на охоту, показал, как ставить силки, научил читать звериные тропки. Увлёк новой пустой жизнью.

«Сердце стынет понемногу».