Воробей. Том 1

Бульдожка молчал. Он не успевал обдумывать быструю речь дяди, и на всякий случай, отрицательно качал головой в ответ на все предложения подряд. Во всяком случае, именно так реакцию Саши после описывал Мещерский.

Даже если бы Вово ничего больше в своей жизни не сделал, одним этим демаршем, давшим повод для пересудов в салонах на целую неделю, уже вписал бы свое имя в Историю. Еще бы! Это же надо было догадаться: немедленно, после разговора с императрицей, прыгнуть в экипаж и рвануть в Мраморный дворец. С последними новостями, мать его за ногу. Хотелось бы сказать как-нибудь более… гм… да… более. Что-нибудь этакое, в стиле всероссийского чемпиона по нецензурной лексике, морского министра, адмирала Краббе. Так высказаться, чтоб у этого… Николаевского любимчика уши заалели.

Нет, я понимаю. Высочайший покровитель почил в Бозе. Князю, привыкшему к собственной значимости и всеобщему вниманию, срочно требовалось выбрать нового патрона. Дагмар и прежде не была к Вово столь же снисходительной, как Никса. А вот Сашу всегда тянуло к нагловатому Мещерскому. Быть может потому, что Бульдожка, пребывая, так сказать, в тени старшего брата, сам был человеком не слишком решительным, и уж точно не склонным к авантюрам. Так к чьему же могучему плечу мог теперь прислониться бывший фаворит императора без опасения быть отвергнутым?

Но! Но ведь не так же! Сначала внушить бедной молодой вдове, что скорейшая публикация последнего Николаевского Манифеста в газетах — единственно возможное решение. И тут же — чернила на списке приглашенных «на завтра» в Зимний газетчиков еще не успели высохнуть — отправиться в Мраморный с докладом князю Александру. Это ли не явное проявление человеческой подлости?!

От опрометчивого поступка, практически декларирующего начало враждебных действий по отношению к Великим князьям, мы Ее императорское величество отговорили. Никакой пресс-конференции в резиденции Российских Самодержцев не случилось. Однако некоторая польза от поспешности Мещерского все-таки была. Сам факт имеющихся в руках Марии Федоровны документов, привлек в ее ризалит — покои в северо-западной части дворца — и членов императорской фамилии, и высших сановников государства. Отныне было бы немыслимо принимать решение о кандидатуре правителя и составе регентского совета без участия императрицы-матери.

Тут-то и начался политический торг. И грозил продолжаться чуть ли не до бесконечности. Во-первых, потому что время такое — неспешное. В двадцать первом за неделю могло пять революций случиться и пару переворотов, а в нынешнем, девятнадцатом, вельможи не успели даже как следует выяснить позиции противника. Кареты сновали по улицам столицы, не переставая, до самой глубокой ночи, но даже гони они во весь опор по двадцать часов в сутки, физически поспеть посетить все особняки и дворцы за несчастные семь дней никак невозможно.

Во-вторых, никто никуда особенно и не торопился. Как я уже говорил: Великого князя Алексея в Санкт-Петербурге не было. Ждали его приезда, чтоб назначить дату похорон Николая, ну и, попутно, надеялись на то, что его позиция перевесит чашу весов в какую-нибудь сторону.

Полагаю — зря они так многого ждали от князя-фрондера. Это там, на севере, в Романовске, Алексей Александрович бог и царь. А здесь, в столице, его политический вес… не то чтоб никакой, но уж точно не особенно великий. Всему виной… или причиной — выбирайте на свой вкус — конечно же, Любовь. К фрейлине императрице Марии Александровны, Сашеньке Жуковской. Ну, помните? Той самой томной красавице, что присутствовала на памятном знакомстве с окружением Никсы в библиотеке Аничкова дворца.

По началу — любовь запретная и обществу петербургских бездельников понятная. Ибо за, так сказать — материализацию чувственных желаний, Великий князь Алексей, по примеру отца, с его Катенькой Долгорукой, готов был бороться. Даже под угрозой лишиться всего того, что знал с детства — высокого титула и безбедного существования. И будь Николай столь же строгим Государем, каким был, по рассказам старых царедворцев, его дед, Николай Первый, все могло бы окончиться куда более печально. Алексея бы услали в жутко важный вояж в какие-нибудь дали дальние. А Сашеньку, вместе с заметно округлившимся животиком — плодом тайной связи — выдали бы за престарелого генерала в провинцию. Сунули бы в колыбельку стандартные двенадцать тысяч ассигнациями фрейлинского приданого, да и услали бы в какой-нибудь Тамбов.

Может и к лучшему, что Никса выказал себя разумным и милосердным Государем. Мало кто знал, кроме непосредственных участников инцидента, что решение подсказала Мария Федоровна, а Николай лишь пошел навстречу горячим просьбам дражайшей половины. Алексей был готов на все, ради любимой. И уж, конечно, не мог себе позволить отказаться от предложения поехать с супругой и маленьким ребенком к черту на рога, на край света, к студеному морю, строить новый город-порт для Империи.