К началу февраля тысяча восемьсот семьдесят пятого в Санкт-Петербурге не нашлось бы ни единой приличной гостиницы, где нашлись бы свободные номера. Ни один особняк не стоял пустым, и, думается мне, и гостевые покои в них не пустовали. Дата похорон почившего Государя так еще и не была назначена — ждали приезда с севера Великого князя Алексея Александровича, но съехавшийся в столицу цвет дворянства, торговли и промышленности и не помышляли об участии в траурном шествии. Забальзамированное тело Николая покоилось в усыпанном цветами гробу, установленном в Георгиевском зале Зимнего, но в салонах словно бы уже забыли о постигшей Державу утрате. Куда больше умы и простых обывателей и облеченных властью вельмож занимали другие мысли. Ну, в том, что следующим императором станет потомок Николая и датской принцессы, Александр, никаких сомнений не возникало. Но кто?! Кто станет править страной, пока будущий Государь молод и не может занять престол?!
Общественная жизнь била не ключом даже, гейзером! Улицы с раннего утра и чуть ли не до полуночи были полны экипажами со спешащими на званые и незваные обеды господами. Собирались и тут же, послушные ветрам слухов и сплетен, карточными домиками рассыпались партии. Создавались союзы, ссорились стародавние партнеры и объединялись прежде непримиримые враги. И все только ради того, чтоб получить некую, иллюзорную пока выгоду от возможной близости к будущему Регенту или кому-либо из его окружения.
Еще одним вопросом вопросов, кроме личности Правителя, был состав регентского совета. Согласно Павловскому закону, исправленному и дополненному в правление покойного Александра Второго, Регент не мог управлять Державой единолично. Все сколько-нибудь значимые его решения должен был принять и одобрить Совет. И тут действительно был простор — поле необъятное — для мнений.
Естественно, имелись по этому поводу определенные мысли и у вашего покорного слуги. Тем более что я и сам, волею Всевышнего, оказался втянут в эту подковерную грызню за Большой Приз.
Больше того, в отличие от большинства прямо-таки оккупировавших Северную Столицу обывателей, я располагал информацией, что называется — из первых уст. И имел возможность эту самую информацию получать и впредь.
Как раз тогда, первого февраля, после полудня, я сидел в обыкновенно тихой, а с явлением «понаехавших» чуть ли не переполненной ресторации с незатейливым названием «Фантазия». Поджидал своего соратника, и близкого друга, Анатолия Николаевича Куломзина. В надежде получить от управляющего делами Канцелярии Комитета министров сведения, касающиеся настроений, так сказать, из стана «противника».
Нужно ли говорить, что за целый долгий день собравшиеся в Мраморном дворце члены императорской семьи так к единому, всех устраивающему, мнению и не пришли. Нет, с кандидатурой собственно Регента у Великих князей разногласий не возникало. Еще бы, едрешкин корень! Вот это был бы скандал, каких еще не видывала седая Европа! Без каких-либо на то оснований, отменить повеление Императора — это я вам скажу — non comme il faut. И даже mauvais ton.
В общем, самою Судьбой суждено было второму сыну Александра править Отечеством. А вот с составом регентского совета у Семьи вышел затык. Они, я имею в виду детей и братьев царя Освободителя, и слова-то такого не знают — «затык», а он таки у них образовался. Потому как у Константина Николаевича был реальный шанс полтора десятилетия проводить давно лелеемые ультра либеральные преобразования в стране, и он намерен был такого права добиваться изо всех сил.
Николай Николаевич четкого плана не имел, но и Константина поддерживать не хотел. Реформы в армии, проводимые Милютиным, были, мягко говоря, не по душе младшему из сыновей Николая Первого. И он прекрасно себе представлял, что еще могут сотворить с войсками в случае, если у кормила власти встанут люди Константина.
Алексея Александровича в столице не было. Двадцатипятилетний Великий князь уже третий год как строил самый северный из российских портов — Романовск. И, судя по письмам Николаю, которые тот иногда зачитывал в моем присутствии, был там вполне счастлив.
По мне, так лучше было бы город-порт назвать Мурманском, как он и значился на привычных картах полторы сотни лет вперед. Но с другой стороны — а не все ли равно? Главное-то — город уже мог принимать для бункерования идущие полярными морями в Сибирь корабли. А спустя еще годика два или три, глядишь, и большие военные суда примет.
Князю Сергею только в этом мае случится восемнадцать. Так что на посиделки в доме Константина его даже не пригласили.
Если кто и стал бы поддерживать права Марии Федоровны, так это Владимир Александрович. Но сначала, до явления в этом высоком собрании князя Мещерского, главноуправляющий СИБ считал неэтичным свое участие в принятии столь важного для страны решения, а после и вовсе предложил обсуждения перенести на другой день. До выяснения всех обстоятельств дела, так сказать.