Ворг. Успеть до полуночи

В этот раз обознался. Вокруг пышная растительность, никогда такой не видел. Деревья с огромными листьями, толстые лианы до самой земли, пахнет цветами и чем‑то сладким. Может, на самом деле я не чувствую запаха, неизвестно – какой морок способен наложить мир духов. Но даже воображаемый аромат весьма настойчив.

Единственное, что неестественно, – отсутствие птиц. В лесах, пусть мистических, должны петь пташки, а тут даже ветра нет. Листья и ветки застыли, как примороженные. Только пение шамана доносится откуда‑то очень далеко.

– Неважный у вас леший, – сказал я, обращаясь к невидимому собеседнику.

Лес задрожал, как при земной тряске. Деревья, один за другим, стали проваливаться под землю. Чтобы не уйти вместе с ними, пришлось замереть на крошечной полянке с вытоптанной травой. Думал, сейчас животный страх зашевелится в районе копчика, погонит куда глаза глядят, но нутро спокойно, как ворговский сон. Наверное, здесь телесное не работает. Хотя чутье совсем не телесное, ну да ладно.

Дыры на местах деревьев моментально затягиваются, оставляя гладкую серую поверхность. Через несколько секунд от леса не осталось следа.

– М‑да, – протянул я и сделал шаг.

Слева раздался звон, я медленно обернулся, помня, что прошлый раз резкое движение швырнуло на несколько верст.

В шаге над землей зависла полупрозрачная фигура без признаков пола и расы. Голова призрака качнулась, форма на глазах стала меняться. На плоской поверхности образовались выступы и впадины, через несколько секунд прорисовалась грудь и талия, лицо вылепилось и приняло знакомое выражение.

– Бабка! – вырвалось у меня.

Призрак закончил оформляться. Теперь выглядит почти как живой, если не обращать внимания на синюшную прозрачность. Большие черные глаза выглядят пугающе и смотрят в самую душу. Не в меру длинный нос загнут вниз, губы тонкие. Не помню, чтоб у бабки нос был крючком. Наверное, уже после смерти загнулся.

– Здравствуй, внучек, – произнесла она потусторонним голосом. – Не ждала тебя так рано.

Я на секунду оторопел. Бабка умерла так рано, что привыкнуть к ней не успел, но рассказывали, меня любила больше остальных. А тут вот она, собственной персоной.

– Да не рано, – произнес я, пряча взгляд. – Я живой.

Бабка вскинула тонкие брови.

– Живой? – удивилась она. – Зачем же забрался в такую даль?

Откуда‑то подул странный ветерок, не сильный, но настойчивый и плотный, как кисель. Меня качнуло, еле удержался, чтобы не упасть.

– Да вот, – проговорил я, отшагивая, – дела есть.

Бабка все меньше напоминает родственницу, хотя точно знаю – это она, моя бабушка, у которой маленьким сидел на коленях и жевал медовые соты. Она напевала что‑то доброе, а я засыпал, свернувшись клубочком.

– Дела… – протянула она задумчиво. – Дела – это хорошо. Но сначала обними бабушку, а потом иди.

Я подался вперед, но вспомнил слова шамана и застыл на месте. Бабку любил, но сейчас она призрак, а что у них на уме – только богам известно.

– Что‑то не до нежностей мне сейчас, – проговорил я, крепче сжимая трубку.

Родственница округлила глаза с прозрачными веками, рот раскрылся.

– Не обнимешь? – изумленно спросила она, растопырив руки.

На слишком длинных пальцах заметил когти, не загнутые, как у воргов, а длинные, словно кинжалы. Прозрачная фигура пошатнулась и подалась вперед, волосы гневно поднялись.

Пение шаманов настойчиво гудит где‑то вдалеке. Это они хорошо придумали, если б не слышал – забыл бы, зачем пришел.

– Знаешь, бабуля, – проговорил я, опасливо отходя в сторону, – мне и правда спешить надо.

Лицо бабули резко исказилось – нос окончательно превратился в крючок, глаза вспыхнули холодным синим светом. Она раскрыла рот, в прозрачной глотке видно черепушку.

Бабуля проорала зло:

– У‑у‑у, преда‑а‑тель!

С этими словами она кинулась вперед, широко раскинув руки.

Я поспешно отскочил, меня снова бросило вперед так, что спину выгнуло. Шаманская напасть! Еще немного – и привыкну так перемещаться.

Где‑то вдалеке застыл яростный вопль бабули, но через секунду растворился в призрачном мире.

Меня остановило на самом краю обрыва. От неожиданности чуть не потерял равновесие, руки замахали, как лопасти, пришлось отклониться назад, чтоб не свалиться в бездну.

Дна не видно – все туманом затянуто. Едва не выронил трубку, пальцам срочно захотелось ухватиться за что‑нибудь. В голове мелькнули слова шамана, я вцепился в трубку.

Кое‑как удалось удержаться на краю. Я с натужным выдохом отшагнул назад. Сердце колотится, как у мыши. Теперь‑то знаю, какое оно быстрое.

Глянул на трубку – пальцы сжаты так, что костяшки побелели.

На другой стороне обрыва горы из прозрачного блестящего материала. Наверное, что‑то похожее добывают гномы в своих рудниках. Только там приходится по камешку откалывать, а тут целые скалы. Знать бы еще, что это такое. Но, вообще, какая разница – между нами пропасть глубиной в бесконечность.

Я осторожно заглянул за край. Каменистые склоны круто уходят вниз, белая дымка скрывает дно. В сочетании со звуками шаманьего голоса все выглядит впечатляюще и непреодолимо.