Вор Времени

В общине Накаи здесь, на окраине резервации Шахматная доска, было около шестидесяти человек - очевидно, все навахо, но Липхорн не стал бы клясться, что некоторые из них были не из резервации Хикарилья, которая граничила с территорией навахо здесь. Примерно шестьдесят процентов из них составляли женщины, в большинстве своем среднего и старшего возраста. Это немного удивило Лиафорна. Не особо задумываясь об этом, поскольку этот аспект его культуры относительно мало интересовал Лифорна, он предположил, что те, кого привлекает фундаменталистское христианство, будут молодые люди, окруженные религией белого человека за пределами резервации. Здесь это было неправдой.

У микрофона Накаи показал на север. - Прямо здесь по шоссе - если бы не было темно, это было бы видно отсюда - прямо здесь - Уэрфано Меса. Нас, навахо, учили, что именно там жила Первая Женщина, Первый Мужчина и некоторые другие Святые люди. Ансо, когда я был мальчиком, я ходил с дядей, и мы несли там связку агаля, и мы втыкали эти молитвенные палки в храм, который мы построили там, и мы читали эту молитву. А потом иногда мы

Я пойду к Гобернадору Нобу… - Накай указал на восток. - Там, через каньон Бланко, где Первая женщина и Первый мужчина нашли асдза'а 'Над-лиехе, и мы оставим там некоторых из этих агаалов. И мой дядя объяснил мне, что это святое место. Но я хочу, чтобы вы кое-что вспомнили об Уэрфано Меса. Просто закройте глаза и вспомните, как выглядело это святое место в последний раз, когда вы его видели. Там пролегает грузовая дорога. Повсюду построены радиовышки. Нефтяные компании построили их. Целый лес этих антенн на вершине нашего святого места ».

Накаи кричал, подчеркивая каждое слово движением кулака вниз. «Я больше не могу молиться горе, - крикнул он. - Не после того, как белый человек построил все на нем. Помните, что рассказывают нам истории. Изменяющаяся женщина ушла от нас. Она ушла ...

Лиафорн смотрел на худого человека с гитарой, пытаясь найти для него место в своей памяти. Он изучал аудиторию, ища знакомые лица, находя несколько. Хотя он редко работал на этой восточной стороне шахматной доски в Большой резервации, это его не удивляло. Резервация занимала больше места, чем вся Новая Англия, но в ней проживало не более 150 000 человек. За свою жизнь полицейских Лифхорн так или иначе встретил множество его жителей. И эти пятьдесят или шестьдесят, собравшиеся под старым полотном Накаи, чтобы попробовать Путь Иисуса, казались примерно типичными. Меньше детей, чем было бы приведено на церемонию традиционной религии навахо, ни один из подростков, которые слонялись бы по периметру ночного песнопения, играющего в брачную игру, ни один из пьяных, и, конечно же, никто, который выглядел бы даже умеренно. богатый. Липхорн поймал себя на мысли, что Накаи оплачивал свои расходы. Он собирал любые пожертвования, которые могли бы сделать эти люди, но это было бы немного. Возможно, церковь, которую он представлял, платила ему из какого-то миссионерского фонда. Лиафорн задумался о горшках. Из того, что он увидел в каталоге «Нельсона», стало ясно, что некоторые из них принесли намного больше пятидесяти пяти долларов. Но большинство из них не имело бы большой ценности, и Липхорн не мог представить, что Накаи получит их много. Даже если они полностью обратились, все же они родились навахо. Горшки происходили из погребений, и навахо почти с младенчества были приучены избегать мертвых и испытывать особый страх смерти.

Именно об этом и говорил Накаи. Или, точнее, кричать. Он схватился за стойку микрофона обеими маленькими аккуратными руками и врезался в нее.

«Так меня учили, как учили тебя, когда моя мать умерла, мои дяди пришли туда, где мы жили, недалеко от Грубой Скалы, и они забрали тело и положили его туда, где койоты и вороны не могли» не до этого. Накаи остановился, схватился за стойку микрофона и посмотрел вниз. - Вы это помните? - спросил он голосом, который внезапно стал тише. «Все здесь помнят, как кто-то умирает». Накаи поднял голову, восстанавливая самообладание и голос. - А потом четыре дня, когда ты ничего не делаешь, а помнишь. И никто не называет имена мертвых… Потому что от них не осталось ничего, кроме чинди, этого призрака, который и есть все, что было в них плохим, и ничего хорошего. И я больше не говорю имени моей матери - никогда больше - потому что этот чинди может услышать, как я его называю, и вернуться и вызвать у меня тошноту. А что хорошего в моей матери? Как насчет того, что было хорошего в ваших мертвых людях? Что об этом? Наши святые люди мало что рассказывали нам об этом. Не то, чтобы я об этом знал, они этого не сделали. Некоторые из Динех, у них есть история о молодом человеке, который последовал за Смертью, заглянул в подземный мир и увидел мертвых людей, сидящих там. Но у моего клана этой истории не было. И я думаю, что это позаимствовано у народа хопи. Это одно из их убеждений ».