— Давно это было, — начал Лю-Цзе. — Когда именно, не имеет значения, главное —
— Нет.
— Я тоже. Об этом лучше спросить у настоятеля. Сейчас подумаю… ладно… представь себе самый маленький промежуток времени. Действительно маленький. Такой крохотный, что секунда по сравнению с ним покажется миллиардом лет. Представил? Так вот один космический квантовый тик — так его называет настоятель — много, много меньше. Это промежуток времени, который необходим для перехода из «сейчас» в «тогда». Время, необходимое атому, чтобы задуматься о колебании. Это…
— Это время, которое требуется, чтобы самое незначительное событие, которое может произойти, произошло? — спросил Лобсанг.
— Вот именно. Молодчина, — похвалил его Лю-Цзе и сделал глубокий вдох. — А еще это время, которое необходимо на то, чтобы уничтожить всю вселенную в прошлом и восстановить в будущем. Не смотри на меня так — это не мои слова, а настоятеля.
— И это происходило, пока мы разговаривали? — спросил Лобсанг.
— Миллионы раз. Просто удлеплексное количество.
— А это много?
— Это слово придумал настоятель. Оно означает число, до которого едва ли возможно досчитать в течение одного йонка.
— А что такое йонк?
— Очень продолжительный период времени.
— И мы ничего не чувствуем? Вселенная
— Говорят, что ничего. Когда мне впервые объяснили это, я было разнервничался, но потом понял: все происходит слишком быстро, чтобы мы заметили.
Лобсанг долго-долго смотрел на снег.
— Хорошо, продолжай, — сказал он наконец.
— Какой-то человек в Убервальде построил часы из стекла. В действие они приводились молнией, насколько я помню. Каким-то образом он добился такого уровня точности, что часы тикали в унисон с самой вселенной.
— А зачем ему это понадобилось?
— Послушай, он жил в Убервальде, в огромном старом замке, стоявшем на краю утеса. Подобным людям не нужны другие причины, кроме как «я это могу». Им приснился кошмарный сон? Они сразу бросаются его воплощать.
— Но послушай, такие часы сделать невозможно, потому что они находятся внутри вселенной и постоянно должны… восстанавливаться одновременно с ней. Я прав?
Лю-Цзе был потрясен, о чем и сказал.
— Я просто потрясен, — сказал он.
— Это словно пытаться открыть ящик ломом, который находится внутри ящика.
— Настоятель считает, что часть часов находилась вне вселенной.
— Невозможно, чтобы часть чего-либо находилась
— Расскажи это человеку, который посвятил решению данной проблемы целых девять жизней, — посоветовал Лю-Цзе. — Ты хочешь дослушать историю до конца или нет?
— Да, о метельщик.
—
— Ты, — узнал Лобсанг. — Это был ты, не так ли?
— Да-да, — закивал Лю-Цзе раздраженно. — И меня послали в Убервальд. В то время история развивалась почти стандартно, и мы определили, что рядом с Бад-Гутталлинном должно было произойти какое-то важное событие. Несколько недель я занимался поисками. Знаешь, сколько в этой стране уединенных замков, которые стоят на краю утеса? Плюнуть некуда!
— Поэтому найти нужный вовремя ты не успел, — констатировал Лобсанг. — Я помню, что ты сказал настоятелю.
— Когда в башню ударила молния, я был в долине, — продолжал Лю-Цзе. — Ибо написано: «Важные события всегда отбрасывают тень». Но я не мог точно определить место, пока не стало слишком поздно. Затем я предпринял спринтерский подъем со скоростью молнии по склону горы длиной в полмили… Никто не смог бы повторить это. Впрочем, я почти успел — уже врывался в дверь, когда все пошло прахом!
— Тогда тебе не за что себя винить.
— Да, но знаешь, как бывает… Постоянно думаешь: «А вот если бы я пришел чуть раньше»… Или: «А вот если б я выбрал другую дорогу…», — покачал головой Лю-Цзе.
— В общем, часы пробили… — сказал Лобсанг.
— Пробили, но не время. Они своего рода пробили вселенную. И остановились. Я же говорил, часть часов находилась вне этой вселенной. Поэтому не смогла влиться в поток. Она пыталась считать тики, а не двигаться вместе с ними.
— Но ведь вселенная огромна! Она не может быть остановлена каким-то часовым механизмом!
Лю-Цзе бросил окурок в огонь.
— Настоятель утверждает, что размер не имеет значения, — пожал плечами он. — Послушай, ему понадобилось прожить девять жизней, чтобы узнать то, что он сейчас знает. Поэтому мы не виноваты, что чего-то не понимаем. История разбилась вдребезги. Она единственная поддавалась воздействию. Очень странное событие. Повсюду зияли трещины. Эти самые, ну… не помню точное слово… нити, по которым можно было узнать, к каким отрывкам настоящего принадлежат отрывки прошлого, — все эти нити были оборваны.